Сокамерником Самурая оказался здоровенный амбал с приплюснутым, как у африканца, носом и шишковатым черепом, покрытым многочисленными шрамами. Представился он Каракумом, на Самурая посмотрел с недоброй ухмылкой, после чего снова развалился на полу, оставив немного свободного пространства у холодной бетонной стены.
— Переступишь через мои копыта или грабли, убью, — предупредил он таким тоном, будто речь шла о чем-то будничном. — Вышак мне так и так светит. Я на днях двух бакланов замочил. Если станешь третьим, мне хуже не будет. Выше вышки уже ничего нет.
Самурай на это ничего не сказал, опустившись на корточки рядом.
Через каких-нибудь тридцать минут пришлось встать, чтобы размять окоченевшие члены. Было страшно подумать о том, как замерзнет он на протяжении трех бесконечно длинных суток, особенно по ночам и тем более если начнет подмораживать.
— Давай окно заткнем, — предложил Самурай.
— Думаешь, ты один тут такой умный? — буркнул Каракум. — Чего только не перепробовали. Сверху попкари любую затычку вышибают, так что сиди, не парься.
— Я не парюсь. Тут не сауна.
— Ты, типа, юморист?
— Я, типа, на полном серьезе.
Давая понять, что беседовать ему неохота, Самурай принялся изучать надписи и рисунки, оставленные предшественниками на стенах. Должно быть, первобытные люди в своих пещерах малевали нечто подобное. Сцены охоты рисовал какой-нибудь изгой, а остальные выцарапывали изображения пенисов и вагин.
На этом размышления оборвались, потому что Каракум соизволил снова уделить внимание сокамернику.
— Ты здесь тоже по мокрому делу? — поинтересовался он.
— Менты так считают, — ответил Самурай. — Не я.
— Ну-ну.
Ловко поднявшись без помощи рук, Каракум подошел к ведру, служившему парашей, и уселся на него верхом. Самурай отвернулся. Он догадывался, что один неосторожный взгляд в подобной ситуации может быть расценен как нездоровое любопытство.
— А ты, я вижу, парень с понятием, — хмыкнул Каракум после того, как издал несколько иных, нечленораздельных, но выразительных звуков.
Самурай промолчал, подозревая, что Каракум пытается подловить его на какой-нибудь оплошности. Осторожность и еще раз осторожность.
— Тебя за что в трюм сунули?
— Меня сюда доставили, — ответил Самурай. — Под конвоем.
— Ну, доставили, — легко согласился Каракум. — Теперь ты меня поспрашивай, не стесняйся. Кого я замочил, за что.
— Незачем мне спрашивать.
— А, так ты меня, типа, игнорируешь?
Самурай промолчал.
Каракум некоторое время тоже сидел молча, очевидно, изобретая новые придирки.
— Скоро чай принесут, — сказал он.
Кажется, в этой фразе не было никакого подвоха.
— Согреемся немного, — сказал Самурай.
— Кто как. Ты свой чаек мне отдашь, — заявил Каракум, когда загремели засовы дверного «намордника». — И скажи спасибо. От чая зубы портятся.
— О своих зубах заботься, — сказал Самурай, принимая выданную кружку. — Я тебе ничего не должен. И свой чай буду пить сам.
— Борзый? — обрадовался Каракум. — Это хорошо. Люблю борзых. С ними не так скучно.
Заботливо определив свою кружку в угол камеры, он неожиданно хлестнул Самурая по глазам кончиками пальцев. Боль была острая, ослепляющая. Когда же Самурай начал что-то различать сквозь слезы, его пустая кружка валялась на полу, а Каракум пил из своей, довольно отдуваясь.
— Проморгался, лошок? — спросил Каракум.
Как это часто бывает, его подвела самоуверенность. Поспешил он торжествовать победу. Недолго думая, Самурай с силой пнул его в лоб. Он здорово ослабел после потери крови, но этого единственного точного удара хватило. Не успев отреагировать, Каракум врезался затылком в стену и сполз на цементный пол без чувств. Падая, он накренил кружку, но Самурай вовремя подхватил ее, пролив лишь пару глотков.
Чай был на удивление сладкий и восхитительно горячий. Заставив себя не торопиться, Самурай прихлебывал согревающий кипяток, наблюдая за лежащим на полу противником. Каракум очнулся минуты три спустя. Глаза у него были мутные, на лбу краснела ссадина. Каракум потрогал ее кончиком пальца и лизнул кровь.
— Продолжение следует? — предположил Самурай.
Он оказался прав. Каракум вскочил с пола, словно подброшенный пружиной. Под бледной кожей на его скулах шевелились и подергивались желваки. На напрягшейся шее вздулись жилы.
— Ну сучий потрох, — прошипел Каракум, вновь ощупывая лоб, — ну паскуда, ты мне за это ответишь. Знаешь, что теперь с тобой будет?
— Нет, — признался Самурай. — Демонстрируй.
Каракум погонял в носоглотке слюну и смачно сплюнул под ноги, после чего поднял пустую кружку и принялся натягивать ее на левый кулак. Похлопывая ладонью по металлическому дну, он шагнул вперед. Самурай принял стойку.