Месть Самурая

Размахнувшись, Каракум нанес первый удар. Автоматически подставив под кулак плечо, Самурай получил кружкой в висок. Его шатнуло. Каракум ударил опять, метя прямо в лоб. Самураю повезло, что он находился в неустойчивом равновесии. Дно кружки соприкоснулось с его переносицей в тот самый момент, когда он отклонился назад. Вместо удара получился толчок. Каракум опять пошел в наступление. Самураю пришлось собраться с силами для достойного отпора, потому что побед по очкам в тюремных поединках не бывает. Не прозвучит спасительный гонг, не выкинет рефери полотенце. Или ты его, или он тебя. Третьего не дано.

Маневрируя в замкнутом пространстве карцера, Самурай лишь оборонялся, почти не нанося ответных выпадов. Тем самым он берег силы, дыхание и подгадывал подходящий момент.

Твердый кулак и жесткая кружка Каракума поочередно охаживали его по плечам и локтевым сгибам, не доставая до корпуса и головы. Но слишком долго так продолжаться не могло.

Позволив прижать себя к стенке, Самурай сделал вид, что выдохся и раскрылся, опустив руки на уровень груди. Злорадно осклабившись, Каракум занес свой кулак в мятом металлическом колпаке. В удар он вложил всю свою чудовищную силу, на чем и строился расчет Самурая. Вовремя отклонив голову, он услышал скрежет металла о бетон.

Было такое впечатление, будто в стену шарахнули тараном. Физиономия Каракума перекосилась от боли, глаза утонули в слезах. Его левая пятерня, упрятанная в тесную кружку, наверняка сильно пострадала, врезавшись в стену. Возможно, он даже переломал пальцы, а в лучшем случае отделался выбитыми суставами.

— Сука, — хрипел он, ища Самурая слезящимися глазами, — с-сука.

Несколько раз качнувшись из стороны в сторону, чтобы сбить противника с толку, Самурай молниеносно ударил его в перекошенное лицо. Еще, еще и еще.

Каракум зарычал и зашатался, как пьяный. Его заплывшие глаза превратились в щелочки, тогда как разбитые губы и распухший нос увеличились в размерах вдвое. Может быть, в другое время и в другом месте его физиономия могла бы показаться комичной, но Самураю было не до смеха. Его силы тоже были на исходе. Ослабленный ранениями, он не мог продолжать в прежнем темпе. Его руки становились все тяжелее, икры ног каменели от судорог.

Нужно было срочно отправлять противника в нокаут, иначе конец.

Смахнув кровь, струящуюся из рассеченной брови, Самурай увидел согнувшегося пополам Каракума. Тот ни в какую не желал падать. Переступал ногами из стороны в сторону, будто исполняя какой-то дикарский танец, но сохранял равновесие. Пришлось ему помочь. Самурай сделал это двумя сцепленными в замок кулаками, потому что одной рукой не сумел бы свалить и ребенка.

Получив удар по затылку, Каракум прекратил свой бессмысленный танец. Качнулся вперед… назад… опять вперед… наконец тяжело опустился на колени. Головы он не поднимал. Из его носа свесилась ярко-красная нить, постепенно растянувшаяся до пола.

Немного постояв на коленях, Каракум упал на четвереньки и, мотая своим шишковатым черепом, прохрипел:

— Ну? Что глядишь? Добивай, падла.

— С тебя хватит, — сказал Самурай и, разминая ободранные костяшки пальцев, сел рядом, добавив: — С меня тоже. Когда опять чай принесут?

— Вечером, — ответил Каракум. — А что?

— Попьем тогда. Каждый из своей кружки.

Произнеся эти слова, Самурай хмыкнул. Каракум тоже не удержался от смешка. А потом оба сдержанно засмеялись, стараясь при этом не постанывать от боли в ушибленных местах.

Глава шестнадцатая Дознание и опознание

Черепицын выглядел довольным и скучающим. Однако, войдя в кабинет, Самурай сразу почувствовал, что спокойствие это напускное. Следователь показывал, что уверен в своей власти и не сомневается в успешном завершении дознания.

Однако на самом деле Черепицын был внутренне напряжен. Это ощущалось в мелких суетливых движениях, в частых похохатываниях, в постоянных сменах позы.

«Какую-то ловушку готовит, — понял Самурай. — Нужно быть настороже».

— Садись, Константинов, — сказал ему Черепицын. — Обстоятельно садись, крепко. Чтобы не упасть.

— Не упаду.

Самурай расположился напротив, тоже стараясь не выдавать своего истинного состояния. Оно было тревожным. Что-то готовилось. Но что?

Черепицын раскрыл папку, постучал ручкой по странице и скучно осведомился:

— С какой целью вы, гражданин Константинов, проникли в дом частного предпринимателя Русанова семнадцатого сентября? Что делали там? Как долго находились там? Вот тема нашего сегодняшнего разговора. — Он зловеще улыбнулся. — Я ведь предупреждал, что распутаю эту ниточку. За ушко да на солнышко, вот как это называется.

— Что-то вы путаете, гражданин начальник. — Самурай покачал головой. — Не знаю я никакого Русанова.

На душе у него скребли кошки — десятки кошек, сотни, тысячи, с острыми когтями, раздирающими изнутри.

— Неужели? — спросил Черепицын, пошло подмигивая. — Тогда по какой причине там находилась угнанная вами машина марки БМВ?

— Ничего я не угонял. Никуда не ездил на БМВ. В доме Русанова не был и не мог быть.