– Эта религия ничуть не хуже другой. Да ты и сам так считаешь.
– Я верю в истинных богов, – изрек я, хотя не был уверен в справедливости своих слов.
– То, что ты вырос среди саксов и сумел противостоять их фальшивой религии, делает тебе честь. Возможно, когда-нибудь ты будешь доверять мне настолько, что осмелишься рассказать, как тебе это удалось.
Я промолчал, ибо ничего на свете не желал больше, чем добиться доверия Ивара Бескостного. Чтобы сказать правду, я просто-напросто был недостаточно уверен в себе. Заметив мою сдержанность, он наконец пожал плечами.
– По крайней мере тебе знакомы их обычаи, – сказал он.
Я знал об обычаях христиан больше, чем он мог предположить, и молча кивнул.
– Значит, ты знаешь и о том, – продолжил Ивар, – что монахи любят хорошую пищу и вино, а священники мечтают о деньгах и власти. Но ничто не вызывает у христианин большей радости, чем обращенный в их веру язычник.
Мы молча стояли и наблюдали за королем Эллой и его подданными. Сообщение о желании рыжебородого ярла перейти в христианскую веру вызвало у них небывалое ликование. Священники, стоявшие под знаменем, ни с того ни с сего принялись возносить хвалебные песнопения.
Осень 865 года
Брат Ярвис – низенький, сгорбленный послушник, пользующийся особым расположением монахов благодаря своей неизменной лукавой улыбке. Он одаривает ею каждого, по-дружески улыбается он и мне, когда мы поднимаемся по склону вдоль монастырского частокола.
– После теплой осени наступает холодная зима, – замечает он и щурится на яркое сентябрьское солнце, морщинки расползаются от его оживленных глаз до самых щек.
– Такова божья воля? – спрашиваю я.
Смех брата Ярвиса напоминает журчание родника под сенью высоких дубов.
– Это скорее простое наблюдение, нежели следствие чьей-то воли, – отвечает он. – Божьей или чьей бы то ни было.
Ярвис – трудник, невоцерковленный послушник, и хотя он верующий человек, все-таки в отличие от монахов, не склонен приписывать Господу ответственность за любое событие или стечение обстоятельств. Не видит он и причин призывать Всевышнего к месту и не к месту. Я провожу в его обществе как можно больше времени в том числе поэтому.
С холма, на котором расположен монастырь, открывается вид до самого горизонта, с южной стороны – на поля, с северной – на лесистые холмы. Монахи усердно избавлялись от новой поросли, преграждающей обзор и позволяющей чужакам подойти к обители незамеченными. Во все стороны от нашего монастыря простиралась Нортумбрия короля Осберта, окрашенная в бесчисленные оттенки зеленого, желтого и коричневого цветов.
Громогласный звон колокола разнесся по округе. Брат Ярвис взглянул на колокольню над воротами.
– Видимо, брат Вальтеоф хочет напомнить нам, что приближается время вечерней мессы, – вздохнул он.