Писец был обнаружен в своем алькове двумя сутками ранее, мертвым и уже полностью окоченевшим. Теперь, когда наконец готовы уделить внимание безжизненному телу, в нашем распоряжении совсем мало времени, чтобы обмыть и подготовить его к обряду, прежде чем оно начнет смердеть и предстанет перед Господом в мерзостном обличье.
– Я не собираюсь иметь с мертвецами ничего общего, – категорично заявляет Сельвин.
– Подойди поближе, брат, присоединяйся.
Глухота Ярвиса является скорее предлогом, к которому он прибегает, чтобы избежать неприятных обязанностей, нежели физическим недостатком. Поскольку все считают его безобидным стариком, закрывают глаза на присущие ему странности.
Брат Сельвин бросает взгляд на мертвеца, содрогается и, оставив свою затею, спешит подняться по лестнице. Другие монахи, проходя мимо низкой двери подвального хранилища, торопятся к церкви, не удостаивая вниманием ни нас, ни мертвое тело.
Хотя изначально мне было сложно приспособиться к строгим правилам и монотонному укладу, я достаточно быстро осознал преимущества образованности. В возрасте четырнадцати лет научился читать и писать, а также обучился многим иным премудростям, о которых и помыслить не мог, живя с матушкой в лесу. Самой большой сложностью для меня оказалась латынь. Смысл изучения этого странного языка открылся мне только через полгода после моего прихода в монастырь. Однажды днем, когда мы с братом Ярвисом сидели в скрипториуме с шестью рабочими местами, он поведал мне об одной хитрости во взаимоотношениях между монахами и их богом: