В прохладе подвального хранилища, помогая Ярвису обмывать тело брата Оффы, я мечтаю, думая о матери. Она навещает меня регулярно, но двенадцать миль – слишком длинный путь для столь краткого посещения. Тем не менее она всякий раз уверяет меня, что преодолевает это расстояние с радостью, ибо в лесной хижине наедине с козами время тянется очень медленно. Раз в месяц меня вызывали в комнату привратника, где она ждала меня за решеткой небольшого окошка. Кто-то из монахов следил, чтобы мы не говорили на неподобающие темы, но это не имеет значения, так как мы говорим по-скандинавски, и нас никто не понимает.
– Вульф! – Резкий голос брата Вальтеофа призывает меня в хранилище. Он стоит в дверном проеме ровно на том месте, где незадолго до этого стоял брат Сельвин. Его висок почти касается дверной рамы, а худощавое тело пребывает в непрерывном движении под черной накидкой, словно у него непроходящий зуд. Он машет мне крупной ладонью.
– Вульф нужен мне здесь, – говорит брат Ярвис.
Мы оба знаем, что с братом Вальтеофом нужно обращаться с большей почтительностью, чем с остальными обитателями монастыря. На большеротой физиономии тощего монаха появляется упрямое выражение.
– А мне он нужен на мессе, – заявляет Вальтеоф.
– Зачем? – интересуюсь я.
– Для компании.
Брат Вальтеоф любит разбавлять скучную мессу присутствием рядом с собой какого-нибудь юноши, чтобы иметь возможность пощипать молодое упругое бедро. Дальше прикосновений дело не идет, но он так сильно щиплет бедных мальчиков своими крепкими руками, что синяки не проходят по несколько суток. После смерти брата Оффы Вальтеоф стал чуть смелее в своих забавах.
– Разве аббат Этельберт не будет потрясен до глубины души, – мягко улыбается брат Ярвис, – узнав о твоем пристрастии к ляжкам новичков?
– Аббат Этельберт – слюнявый кретин, – отфыркивает Вальтеоф.
– И набожный человек, – продолжает Ярвис, – который всем желает лишь блага и знает священное писание гораздо лучше, чем кто бы то ни был.
– Только писание он и знает. Если бы не Оффа, мы бы давным-давно отправились к чертям собачьим, как говорит Спаситель.
– И если бы не Оффа, – парирует Ярвис, – ты, дорогой Вальтеоф, давным-давно стал бы надсмотрщиком в спальне новичков, а не ночевал бы в одиночестве в привратницкой, верно?
Вальтеоф издает краткий печальный смешок. Он отхаркивает и сплевывает в сторону трупа. Бледно-желтый плевок не достигает своей цели, а с шлепком приземляется на утрамбованный земляной пол подвала.