Теперь погружались все вместе. Инстинктивно пришли к одинаковому оцепенению: каждое движение, любая попытка сопротивляться только ускоряли движение в глубину.
Когда погрузились по грудь, у Катка сдали нервы. Он заметался, кроя все вокруг многоэтажными грязными конструкциями, словно из него полезли наружу злые духи. Он даже попытался залезть на Советника, но получил от того оплеуху неожиданной силы, которая отчасти привела его в чувство.
– Признайся, Малец, – устало простонал Каток. – Никакой ты не Бука – ты просто все это время водил нас за нос.
– Я не знаю, какие еще доказательства тебе нужны, – равнодушно отозвался парень.
– Самое лучшее – если ты вытащишь нас из этой чертовой аномалии… Обещаю, я не стану преследовать ни тебя, ни твоих приятелей…
– …И настоящий антидот вколешь, да?
– При всем желании… – Каток рассмеялся с нотками истерики в голосе. – От этой дряни нет антидота. Надо было с самого начала сказать, но… Сам понимаешь.
– Понимаю, – беззлобно отозвался Бука. – Гнида ты. И дружки твои – тоже гниды.
– Я же до тебя доберусь, – вяло подал голос Кошелек. – Я же тебе горло зубами перегрызу.
– А все же хорошо, что эта тварь из Зоны сдохнет вместе с нами, – продолжал Каток. – Даже потеплело как-то на душе.
– Нетрудно тебя порадовать, однако, – усмехнулся Бука. – Только я пока подыхать не собираюсь.
Он дернулся – и предсказуемо погрузился еще на пару сантиметров. Забавно: при этом тело не ощущало ни холода, ни влажности. Можно было даже сказать – было довольно комфортно. Однако неизвестно было, каково станет, когда поверхность над головой сомкнется, перекрыв доступ кислорода.
Эта мысль тоже появилась неспроста: погрузившись по грудь, парень стал ощущать проблемы с дыханием – стало давить на грудную клетку.
Между тем темнело. В зарослях стала издавать неприятные звуки какая-то живность.
Бука откашлялся, спросил:
– Эй, есть кто живой?
Было уже трудно обернуться, чтобы враги оказались в поле зрения.
– Чего надо? – хмуро отозвался Кошелек.
– А давайте рассказывать разные истории, – неожиданно предложил Бука. – Делать все равно нечего, хоть развлечемся.
– Ты там чего, грибов объелся, жертва? – мрачно спросил Каток.
Бука рассмеялся в ответ, но продолжил гнуть свое:
– Во-первых, в данной ситуации все мы жертвы. Во-вторых, говорить – единственное, что мы можем. Давайте сыграем – кто более жесткую историю сможет рассказать.
– Ты еще рэп-батл предложи, – проворчал Каток. Сплюнул.
– Как вариант, – отозвался Бука. – Только у меня слуха нет.
– Иди к черту.
– Ладно, давайте я расскажу историю, – неожиданно произнес Советник. Поправил на носу покосившиеся очки единственной рукой, все еще остававшейся на поверхности. – Приглашает меня министр…
– Какой министр? – спросил Бука.
– Какой надо министр. Вызывает и говорит, что, мол, крупный лесной пожар подбирается к областному центру; пожарные не справляются; народ бежит толпами, паника. Надо бы потушить любыми средствами. Я уточняю: любыми? Он мне снова: да, говорит, любыми. Хорошо, говорю. Приезжаю в область. Знакомлюсь с обстановкой. Показываю на карту местным эмчеэсникам: что это у вас выше пожара по течению реки? Плотина, говорят. Я им: есть приказ потушить пожар любыми средствами. Понимаете меня? Они глазами хлопают. Я беру своих ребят, приезжаю на плотину. Мне что-то лопочут, возразить пытаются. Мои скручивают охрану. Начальника плотины – за кадык. Через час – аварийный сброс. Через два – пожар ликвидирован. Потом стало известно, что две тысячи человек утонуло, столько же пропало без вести. Вот такая история.
Наступила тишина.
– Это ты к чему, Советник? – спросил, наконец, Каток.
– К тому, что задачи надо четче формулировать, – спокойно ответил тот. – Ты сказал: мы за Букой – и назад. И ни слова о таких жестких вариантах, в какой мы влипли.
– Хорошая история, – отозвался парень. – Я, кажется, начинаю вас лучше понимать.
Сумерки накатывались все быстрее, в воздухе появилось назойливое комарье. Тем более неприятное, что отмахиваться от него было себе дороже. Кровопийцы словно чувствовали это и безнаказанно садились на лица, с наслаждением напиваясь гемоглобиновой жидкостью.