Для справки поясняю, что мужу Ларкиной за 60, и поэтому, конечно, особо ужравшись, приходить неудобно.
Воропаев говорит:
— А какой у нас вид? Нормальный… Слегка выпимши. Скажем, зашли институтские товарищи, посидеть — поговорить… Что такого?
Я набрал номер.
Три гудка. Потом Ларкина своим замечательным голосом говорит:
— Алё?
Слава Богу, — думаю, — дома… и бодро так говорю: — Лариска, ты что ли? — Она, как всегда, как заголосит: — Серёжа, ты?! Неужели ты обо мне еще помнишь… Мой муж уже несколько раз о тебе спрашивал. Куда ты пропал?…
Вообще Ларкина принадлежит к немногочисленной группе необъяснимо хорошо относящихся ко мне женщин.
Я говорю:
— Я не пропал. Вот он я. Я тебе все при встрече обьясню. Мы тут с Серегой Воропаевым оказались неподалеку, хотим зайти. Мы по тебе соскучились.
Вот гад, соскучились… Как я в себе не люблю вот эту способность к пусть мелкому, но легкому вранью… Нет, чтобы сказать — деваться некуда, хочу тепла, хочу зайти, старый друг поймет, вру, что соскучился. Нет, вообще конечно соскучился, месяц их не видел, и муж у нее хороший мужик и большая умница, хоть и в уши лезет с разговорами, не оторвешь, особенно как про политику заведется, так вообще святых выноси, но конкретно в этот день — нет, не соскучился.
Ну, естественно, Бог меня за вранье и наказал.
Ларкина говорит: — Ох, дорогой, только не сегодня. Я всегда рада вас видеть, ты же знаешь, но сегодня нет. Муж завтра рано утром улетает в Англию. Так что сам понимаешь… Давайте завтра.
Вот, думаю, черт бы ее побрал, эту Англию. Тут ходишь как не знаю кто, как тень отца Гамлета, а другие в это время в Англию собираются. Вообще, ларкинский муж часто куда-нибудь за границу уезжает. Иногда и Ларкину с собой берет. Она с ним пол-Европы обьездила. У нее даже один роман (правда недописанный) так и начинается:
“Я люблю покупать бриллианты в Лондоне… ”
И вы не подумайте, что с Ларкиной что-нибудь не так, просто муж у нее важная шишка в Госкомитете по туризму.
Ну что, оставалось лишь молча смириться.
— Ладно, — говорю, — конечно. Завтра так завтра. Может, после работы забегу.
Ларкина меня пожалела: — Вы пьяные, да? Извини, Сережа…
Повесив трубку, я оглянулся. Воропаев с отсутствующим видом сидел на железном заборчике, ограждавшем какую-то клумбу.
— От винта? — хрипло спросил он.
— Муж уезжает завтра.
— Завтра, завтра, не сегодня… — сказал Воропаев и плюнул на снег. — Жрать хочу.
Я отошел помочится в ближайшую арку. Всегда так делаю (и вам советую), если надо на ходу менять планы. Спускаете пары, общаетесь с природой, и решение приходит само собой.
Так и вышло. Глядя на звезды, я вспомнил, что поблизости недавно открыли недорогое кафе в стиле “ля рюс”, так сказать, — патриотическую альтернативу “Макдональдсу”. Даже по телевизору показывали. Туда чуть ли не сам Ельцин заезжал.
— Эй, — говорю, — на бульваре новое кафе открыли, они вроде до десяти, пошли туда, чего мерзнуть…
— Какое еще кафе… — сказал Воропаев. — Поехали и девочкам…
Но я уже не слушал его. Я подумал, что если сейчас перекусить, кайф должен спасть, потом горячего чаю, потом посидим малость, а там уже, глядишь, одиннадцать, вечер убит, можно будет и домой поехать…
Эх, жись, подумал я. Вечер убит… — разве можно так?
В кафе было малолюдно. Интерьер чем-то, увы, напоминал “Макдональдс”. На черной доске над стойкой мелом были написаны наименования пирожков, на полке для вин рядком, как оловянные солдатики, стояли стограммовые бутылочки рябиновой на коньяке и столичной водки.
— Издеваются над народом, — сказал Воропаев, увидев бутылочки, — это что за дозы?!
— Почему издеваются, культура питания, — заметил вошедший за нами лохматый ханурик алкогольно-интеллигентного вида, чем-то неуловимо напоминавший рок-музыканта Макаревича, только уже в годах. — Много не выпьешь, а похмелится — можно вполне.
— Три столичной, — сказал Воропаев буфетчице и обратился к Макаревичу: — Простите, не знаю вашего имени-отчества, будете, как говорится, третьим?
— Дмитрий Михайлович, — вежливо улыбаясь, отвечал ханурик. — Компанию, к сожалению, не составлю, так как спешу. Я с дамой. Зашли, так сказать, купить что-нибудь к ужину, — и алкаш показал на появившуюся в дверях толстую тетку в джинсовой куртке и наброшенном поверх нее цветастом платке. — Так что извините.
Тетка с неприязнью на нас уставилась.
— Может быть, и дама? — спросил Воропаев. — Добрый вечер…
— Нет-нет, — поспешно сказал Дмитрий Михайлович, загораживая собой тетку. — В следующий раз. Уж извините.
— Что ты там копаешься?! — сказала тетка. — Ты за кем тут? Это кто?
Буфетчица брезгливо смотрела на нас:
— Из еды что-то будете брать?
— Обязательно. Три пирожка с капустой, — сказал Воропаев.
— И сок, — зачем-то (честное слово, не знаю зачем) — добавил я. Возможно, я хотел сделать коктейль.
— У нас сока не бывает, — раздраженно сказала девушка. — Смотрите меню. Есть квас. Или морс.
— Квас?… — вытирая губы тыльной стороной ладони и приглядываясь к буфетчице, медленно переспросил Воропаев. — Квас… А как вас зовут? Может вы — мое солнышко?
Девушка устало вздохнула:
— Нет, я не ваше солнышко.