— А чье? — не унимался Воропаев.
— Ничье.
— Как это может быть — ничье? Так не бывает. Вы, может быть, одиноки? Я тоже очень, очень одинок… тем не менее я уверен, что я — обязательно чье-то солнышко…
Подавальщица молча заворачивала пирожки.
— Девушка, — сказала жена Дмитрия Михайловича из-за нашей спины елейным голосом, — а что, морсы у вас действительно, на натуральной основе? Не концентрат?
Воропаев сник. Мы отошли. Молча уселись за столик. Разлили нашу мини-столичную. Картонный поднос был в жирных пятнах.
— Пробный флакон, — печально пошутил Воропаев. — “Русский Карден”… Поехали.
“Карден”, несмотря на малую дозу, как ни странно, подействовал быстро. Через несколько минут я почувствовал расслабление. Воропаев тоже откинулся на спинку стула. Лицо его разгладилось.
— Да-а, — задумчиво, но без прежней печали протянул он. — Морс, е… мать. Манго из клюквы на натуральной основе…
Мы помолчали. Я огляделся.
Через два стола от нас, у окна, за разрисованной колонной и кадкой с фикусом о чем-то чирикали две немолодые девицы.
— Жар-птицу… — донеслось до меня. — Жар-птицу…
Я пожалел, что мы не заметили их сразу и прислушался.
— всю передачу сокращают, — быстро говорила та, что поменьше ростом, большой рот делал ее похожей на стрекозу или птицу, но не Жар, а на, пожалуй, обычную сороку или галку, — вырубают, блин, под корень. Лягушку, Петуха и Дедушку-Ваню сократили, Маша-Растеряша под вопросом, Улиточка под вопросом, Бобр на волоске, а со мной, с Жар-птицей, Шамаханскою царицей, говорят, будем разбираться персонально. Пристали — все время, мол, на работу опаздываете… А что им эти 15 минут, что? Я работать хожу на телевидение, в творческую организацию, а они крохоборничают ! Мне с собакой надо гулять, потому что мой мудак спит до двух, а животное мучается неписянное. Они сначала говорили — сократим, всех сократим, недофинансирование, потом опомнились, народ сказывал, какая-то важная персона из Министерства образования позвонила аж в Дирекцию Детских Программ, говорит — передачу не трогать, а Жар-Птицу и Муравья не трогать в особенности, они нашей детворе в это трудное время необходимы как положительные персонажи! Вот спасибо, наконец-то наше государство обо мне позаботилось. Оказывается я — положительный персонаж… И представляешь, что значит госканал, послушались! Более того, наш худрук, пидор, потом спрашивал, не мои ли это происки, что, мол, может у меня родственники наверху?… Я ему и говорю, милый Мстислав Витальевич (во имечко-то, а?!), да если бы у меня были родственники где-то, кроме пятиэтажки у метро “Свиблово” и города Бобруйск, что в свободной республике Беларусь, разве стала бы я работать по утрам в вашем сраном ВГТРК? Я бы блистала, как положено человеку со связями, в театре, например, имени Вахтангова или в “Современнике” или вообще послала бы творческую деятельность куда-нибудь подальше и делила бы свое время между салонами красоты и поездками на Канарские острова… Я кстати думаю, что из дирекции сами с министерством и связались, рука руку — моет…
Стрекоза сделала паузу и съела пирожок.
Подруга согласно кивала:
— У нас в театре тоже самое, один в один… Бардак, жуткий бардак… Я тебе уже по-моему говорила: представляешь, наш главный, Дуняша, сделал мне на вечерней репетиции комплимент, вы, говорит, всегда хорошо выглядите, Нина, как вам это удается?… Так его Тэ неделю со мной после этого не здоровалась, и суфлерша потом рассказывала буфетчице, что Тэ устроила Дуняше в уборной жуткую истерику, что у него, мол, со мной тайный роман! То есть ты себе представляешь, какой темперамент у женщины?! Молодой муж, две собаки, попугай, Дуняша — и при этом еще есть силы ревновать к мимансу!
Стрекоза засмеялась:
— Господи, да в нем же метр пятьдесят росту!
— Вот я тебе и говорю, ужас… Наполеон ! Но это еще не все, на худсовете она неожиданно выступила (и при спонсорах, сука!), говорит, Домерецкой нельзя давать роль Заречной, у нее фактура неподходящая. И вообще она вышла из возраста. Ты себе представляешь?! И это за один комплимент на репетиции!… Я на Дуняшу теперь боюсь смотреть.
Подруги молча допили чай и заказали вторую порцию. У интеллигентных женщин, я заметил, почему-то всегда хороший аппетит.
— Да, — сказала стрекоза, — я забыла, представляешь, недавно звонила Винникова.
— Да ты что! — подруга даже перестала есть. — Ну, и как?
— Ну как… Ей все там надоело. Говорит деньги — это не все.
— Не может быть…
— Я те говорю. Богатые тоже плачут. Короче, у этого Бори в результате оказалась там какая то фря, из старых привязанностей, он привез ее туда, кажется, еще из Риги, или не из Риги, в общем из Прибалтики (у него видать такое хобби, отсюда в Америку дам перевозить…), она какая-то танцовщица, или певица, я не поняла, и он все время пропадает у нее, домой появляется часа в три ночи, и Винникова цельный день кукует одна с ребенком. Для нее это внове. Говорит, что она в первый раз в роли жены.
— Вот это да… А была же такая любовь…