Место для нас

Кэт швырнула кусок картона в урну.

Зазвучавшие в голове голоса призывали ее совершить какую-нибудь глупость, вернуться в бар к Дидье и заорать, что его дружок – скотина, что это он сделал ее такой, что он уничтожил любую возможность встретиться с сыном. Колоссальным усилием воли Кэт совладала с собой и пошла вперед, шаркая подошвами туфель по грязным улочкам. Ей казалось, что с каждым шагом она словно счищает Оливье со своих ступней. Добравшись до метро, Кэт сбежала по лестнице на платформу, поплотнее запахнула кардиган и обхватила себя руками, чтобы никто не заметил, как сильно она дрожит.

Она знала, где найдет их – совсем рядом с мостом Мари в маленьком парке Альберта Швейцера. Когда Кэт подходила к скамейке, Симона, мать друга Люка, Франсуа, отвела взгляд от журнала.

– Bonjour, Catherine.

Кэт с улыбкой кивнула.

– Merci beaucoup, Simone[62].

Симона была одной из многих людей, перед которыми Кэт была в неоплатном долгу. Она полагалась на сердечность чужих людей, которым никогда не смогла бы объяснить до конца свою ситуацию.

– Маман!

Кэт обернулась на звук голоса и топот маленьких ножек.

– Мамочка, мамочка, маман!

Он бросился в ее объятия, малыш Люк. Его густые темные волосы, крепкое маленькое тело, его умильная болтовня, его чудесный тонкий голосок и то, что он то и дело сбивался с английского на французский, как и она сама…

Ее сын, только ее ребенок. Только он и был важен для нее.

– Маман, Жозеф есть улитку на прошлой неделе. Он есть улитку!

Кэт крепко обняла Люка и провела губами по его лбу.

– Съел.

– Съел. А можно нам поесть пасту с чаем?

Вспомнив свой жалкий вид, когда она стояла на тротуаре и с волнением открыла конверт, в котором вместо денег нашла оскорбительный выпад в противной маленькой игре, затеянной Оливье, Кэт вдруг ощутила, как что-то внутри ее поднялось вверх и улетело, и покатилось вдоль по дорожке парка, и, упав в Сену, уплыло по волнам. И она почувствовала себя свободной. Попрощавшись с Симоной, они с Люком перешли дорогу и отправились к мосту. Кэт с такой силой сжала ладошку сына, что Люк выдернул руку из ее пальцев.

Дела шли на лад. Теперь уже видно. В один прекрасный день все станет хорошо. Она поцеловала руку Люка. Это было что-то вроде победы для того, из кого какое-то время назад была напрочь выбита способность сражаться.

Тем вечером Кэт тихонько вышла из chambre de bonne[63] и спустилась по лестнице в кухню. Мадам Пулен, как обычно по вторникам, ушла играть в бридж. Это было единственное время, которое Кэт могла уделить себе. Она могла освободиться от крошечной комнатушки, где было невыносимо жарко летом и столь же невыносимо холодно зимой, освободиться от пропитанной вермутом болтовни мадам Пулен и от боли в пояснице после долгой работы на цветочном рынке. Иногда она смотрела сериалы, которые ей одалживал Анри – сейчас она пристрастилась к «Игре престолов», – а иногда читала.

Кэт приготовила себе омлет и салат и рассеянно ела, глядя в окно на темную Сену и сияющие огни левого берега. Она особо ни о чем не думала – позволила измученному мозгу немного притормозить. А потом забралась с ногами в большое кресло, прихватив бокал вина и зеленую книжку в мягкой обложке издательства «Penguin», которую ей подарил один из торговцев книгами на набережной Сены – симпатичный старик; они здоровались каждое утро, встречаясь на мосту. Чем дальше, тем больше Кэт тянуло к книгам своего детства, стоявшим на полках на верхнем этаже в Винтерфолде: Эдмунд Криспин, Джорджетт Хейер, Мэри Стюарт.

Когда зазвонил телефон, Кэт сосредоточенно читала и на экран глянула недовольно. Наверняка звонил Анри, чтобы проведать мамочку.

Но нет. Appel international. Международный звонок.

– Алло?

Растерянный голос:

– Кэт?.. О, привет, Кэт!

Кэт помедлила с ответом. По городскому телефону мадам Пулен ей никогда не звонили.

– Кто это?

– Люси! Ну, слава богу! Твой мобильный выключен. Я даже не знала, дозвонюсь ли тебе по этому номеру. Прости, ты чем-то занята?

Кэт отложила книжку и осторожно произнесла:

– Нет. Рада тебя слышать. Как… как твои дела?

– Хорошо, хорошо. – Люси словно бы немного растерялась. – Знаешь, похоже, у меня за углом живет Человек-Пчела. Я отчасти поэтому тебе и позвонила.

– Не может быть.

– Может. У него и футболка есть, и все прочее.

– Неужели черно-желтая?

– Именно.

Человек-Пчела был неотъемлемой частью их отдыха на море в Дорсете. Он появлялся на пляже ближе к середине дня, неизменно одетый в черные трикотажные штаны, черную бейсболку, в черную с желтым полосатую футболку и большущие черные очки. Веса в нем было порядка трех сотен фунтов, и он очень медленно прогуливался по променаду. Однажды Люси сказала Кэт, что видела, как Человек-Пчела помочился на привязанную к столбу собаку, но Кэт в это не поверила. Люси была немножко фантазерка.

Кэт забралась в кресло поглубже.

– Фантастика. И где же ты его увидела?

– По дороге на работу. У него огромные наушники. Слушает Бон Джови и «Guns & Roses» на полной громкости.

Кэт не смогла удержаться от смеха. Ком, сдавивший горло, начал мало-помалу рассасываться.