Место для жизни

– Сначала об Одине, великий князь! Сам знаю, как нелюбы вам обычаи, перенятые от норманнов. Только Свенельду они были по сердцу. В той стране, где родился Один, мало земли, а людей много. Нужно убивать соседей, родственников, даже братьев, или плыть грабить за море. Бог норманнов велит – убивай!

А в этой стране земли много, да мало людей. Поэтому конунги делят города и деревни, а не землю. Богат не тот, у кого много земли, а тот, у кого много людей. На этой земле убивать нельзя. На этой земле нет места Одину.

– Верно! – засмеялся Владимир. – Заботишься о них, как о детях неразумных. О семье своей столько не думаю, как о пахарях. Там им обнови засеку, там крепость построй, там воинов дай. И все сам! Недоглядел князь, – степняки и увели людей.

Князь развалился в кресле, покрытом медвежьей шкурой:

– А о Перуне с Мокошью что скажешь?

Грек отодвинулся, опустил оземь глаза:

– Боюсь прогневать тебя, великий князь. Неведомо мне, как вспомнил ты имена этих забытых богов. От кого ты узнал про ужасные эти обряды, тоже неведомо мне. Но одно твердо я знаю – кровавыми жертвами осквернил ты самую сердцевину своей земли. Многих родителей лишил ты любимых чад, обагривших кровью своей роковые столбы. Ты молчишь, князь? Скажи сейчас что-нибудь!

Князь задумался, вынул из-за пояса широкий острый нож, полюбовался лезвием, дотронулся острием до ладони. Грек смотрел спокойно, без страха. Князь вздохнул, и признался:

– Со словом твоим я согласен, мудрый Никодим. Никогда мне это не нравилось. Ребенок слабый такой, кричит, а ты его – ножом. Потом хлеб резать три дня не могу. Но не мной первым эти обряды заведены.

– Бабка твоя, святая Ольга, когда еще приняла христианство. При ней никто не смел приносить жертвы идолам! Бог создал и Небо, и Землю, и Человека. А твои деревянные истуканы – просто столбы. Ты повелел их вкопать, простой плотник их обстругал!

– Во многом ты прав. Но я еще не готов принять твоего бога, грек. Может быть, потом… – Владимир хлопнул в ладоши, потребовав еще вина.

Грек воспользовался паузой, придвинулся еще ближе, доверительно зашептал:

– Знаю, о чем ты думаешь сейчас, великий князь. Стыдись! Ты боишься нашего бога за то, что он разрешает только одну жену. Я прав?

– Ну, как бы, похоже на то, – согласился Владимир.

– Князь, князь! Что из того, что у тебя много жен! Дети Рогнеды будут враждовать с детьми от других твоих женщин. В земле твоей опять не будет порядка. А что за счастье ты принес Рогнеде? Взял ее не по чести, убил отца и обоих братьев ее. Наверняка она уже настраивает против тебя Ярослава!

Владимир вскочил, рывком вынул из ножен меч, размахнулся, перерубил стоящую на столе золотую чашу:

– За такие слова, Никодим, я привык лишать людей языка! Ты сам все сказал. Твой бог не нужен мне!

Грек низко склонился, отошел на два шага. Выпрямляясь, он посмотрел князю в лицо, и твердо произнес:

– Ошибаешься, князь! Он тебе нужен.

Князь медленно вложил меч в ножны, сел, раскорячась, напротив грека. – «Пойдет на жертву Мокоши, коли соврал» – поклялся про себя он.

– Так для чего мне нужен твой бог, Никодим? – громко и страшно вопросил он.

Никодим вздохнул, выпрямил спину, разгладил пальцами бороду.

– Ты получишь нечто особенное, князь. У тебя будет особый дар. Это называется Благо. Ты будешь глядеть людям в глаза, и читать у них в сердцах, как в открытой книге. Речь твоя будет спокойной и приветливой, но все будут слушать тебя. Когда ты будешь проезжать по земле, люди будут приходить посмотреть на тебя, и протягивать к тебе своих детей. Они будут тянуться к тебе, как цветы тянутся к Солнцу.

Владимира затрясло:

– Ой! Ой! Насмешил! – Он утер катящиеся из глаз слезы, – Да знаешь ли ты, грек, что заслышав обо мне, люди бегут, прячут и девок, и малых детей! Аки Солнце! Да на хрен им на меня смотреть, что я им, царь Константинопольский?

Грек впервые за весь разговор искусно возвысил голос:

– Не лгу я тебе, великий князь! Слушай меня, и дано тебе будет и благо христианское, и свет, и еще кое что. В Святом Константинополе подросла красавица принцесса Анна. Слушай меня, и я научу тебя, как ее взять!

Владимир замолчал, переваривая слова. Когда он понял, о чем говорит грек, его сердце забилось, как в ранней юности. Это предчувствие… С ним он шел из Швеции в Новгород, с ним из Новгорода шел в Киев на великое княжение.

«Неужели опять! А он-то думал, что выше некуда! Породниться с царями византийскими. Перенять славу второго и первого Рима!»

Князь взял себя в руки, прикрыл рот, сдвинул брови к переносице:

– С чего бы это византийцы отдали за меня Анну?

– Отдадут, – молвил Никодим, – в обмен на Херсонес.

– Корсунь? Да ее хрен возьмешь! – рассердился Владимир.

– Можно взять, и очень легко. Только слушай меня, великий князь. Есть у меня там свой человек, именем Настас.