Место для жизни

Вова сидел перед камерой, старательно морщил бритый затылок, и поигрывал бицепсами. Его жена, держа девочку на коленях, плакала, жаловалась на властей, и тыкала в камеру пачкой документов. Ее бессвязная речь лилась сплошным потоком, в котором Наталья с трудом фильтровала мысли про безденежье и голодное детство. Вова сидел, и гипнотизировал глазами камеру.

Когда кассета кончилась, Наталья помчалась обратно в компанию, и принялась монтировать черновой вариант сюжета.

Шеф сразу ошарашил ее, заявив, что сюжет нужно переснимать:

– Почему они далеко друг от друга сидят? Они за полчаса не разу друг на друга не посмотрели, твои влюбленные! У бугая вообще на лице две отсидки написаны! Ты что, правил не знаешь? Либо давай криминальную драму, либо ищи позитив!

И вообще, это у тебя не заказной сюжет? Гляди, если взяла с них деньги, вылетишь как миленькая!

Наталья денег не брала, прекрасно зная, что с такими, как Вова, лучше не связываться. Перспективы снять нормальный сюжет стремительно исчезали. Хвала небесам, на помощь пришла Рита.

Второй наезд на квартиру разительно отличался от первого. Выбрав наиболее удачное место для камеры, Рита распорядилась вынести хрусталь из серванта, и снять со стены ковер.

– Молчать, слушать, делать как я скажу! – прикрикнула она на парочку.

– Нормально, в фокусе! – раздалась в гробовой тишине реплика оператора.

Первым делом Рита тщательно отсняла все разложенные на столе документы. Закончив с формальностями, она перенесла внимание на людей.

– Сесть ближе, передай ему ребенка, смотреть сюда!

А теперь, – Рита говорила четким языком профессионального гипнотизера, – ты скажешь в камеру:

”Наша любовь преодолеет все преграды”, и вы посмотрите друг на друга!

– Наша любовь преодолеет все преграды! – произнесла молодая женщина, и посмотрела на Вову. Ребенок пронзительно орал.

– Готово, снято! Есть информация, есть позитив! Поехали монтировать! – Рита не любила задерживаться на точке, когда дело было сделано. Оператор с помощником мгновенно собрались, хлопнула дверь, а двое так и остались сидеть, переваривая смысл только что сказанной фразы…

Наталья закончила с салатом, и размышляла, заказать ли ей рюмочку коньяку, или все-таки сметану. Часы показывали второй час ночи, она была на ногах с шести утра, вообще, не высыпалась уже в течении месяца. Страшно хотелось есть. Ах, какие шашлыки готовит ей ее любимый Котеев! Она оглядела зал. В мерцании светильников она разглядела движущегося между столиками странного человека. Человек был одет в длинный восточный халат, и аккуратно прижимал к себе струнный инструмент, похожий на домбру, или круглую балалайку.

– Добрый вечер! – поприветствовал ее странный незнакомец, – можно с вами сесть?

– Садитесь. Вы на ночной канал пришли? Что это у вас? – профессионально поинтересовалась Наталья.

– Да, на ночной разговор, – незнакомец положил свою домбру на свободный стул, ослабил широкий кушак, снял и повесил на спинку стула большую треугольную шапку, – я вообще люблю разговаривать по ночам.

– Кто вы, если не секрет?

Незнакомец улыбнулся.

– Конечно, не секрет. Я акын. Пою старые песни, рассказываю предания, что от отца запомнил, от стариков услышал…

Наталья совершенно не удивилась. На ночной разговор часто приходили и более экзотические посетители, не чета акыну.

– И как вам Москва? Наверное трудно в большом городе после родных степей?

Акын улыбнулся:

– Москва сильно изменилась. Я здесь давно не был, с тех пор, как институт культуры закончил. Я сам с Алтая. У нас не степи, а горы. Но и в степях я тоже бывал. В этнографических экспедициях все семидесятые годы провел. Теперь все больше езжу на гастроли, часто бываю за границей. Америка, Япония, Индия…

Наталья приоткрыла рот. ”Наверное, глупость молоденькой журналистки у таких людей даже не вызывает удивления” – подумала она, а вслух сказала:

– А вы поете или рассказываете?

– И пою, и рассказываю. Хотите, могу специально для вас экспромтом спеть!

– Конечно, – быстро согласилась Наталья, – прошу вас!

Старик слегка отодвинулся от стола, взял в руки свой инструмент, несколько раз щипнул струны. Окружающие стали оглядываться, поворачивать стулья, располагаясь вокруг экзотического человека…

Когда колебания струн замерли в уголках зала, скудно освещенного мерцающими огоньками светильников, старик громко заговорил на чистом, без акцента, русском языке, иногда несколько изменяя привычные интонации слов, иногда переходя на горловое пение, а когда не находил нужных для ритма слов, заполнял пустоту вибрациями своего инструмента. Люди подвинулись ближе, даже легкомысленные официантки забыли о своих прямых обязанностях, а барменша вылезла из-за стойки, освещенной ярким светом электрических фонарей, и двинулась в мерцающую тьму, окружавшую сказителя. Тот пел, и рассказывал о том, как появилась на земле его профессия, и откуда пошли первые акыны, сказители, певцы… Он говорил о тех временах, когда люди еще не знали письменности, не имели театров и телевидения, о временах, когда силы природы намного превышали слабые возможности человека. И он пел вот о чем: