- Убери с пола траву, там тайник… - Митяй срывается на кашель и долго не может остановиться. Прикрывается платком, и Андрей видит, насколько тот вымок от крови – она льется с него ручьем. – Расплачиваюсь за излишнюю доброту, - наконец договаривает Митяй.
Андрей сгребает сухую, колющую руки траву в сторону и приподнимает железный лист настила, под которым оказывается неглубокая, выложенная камнями яма. В ней, будто младенцы, аккуратно лежат автоматы, патронташные ленты и блескучие охотничьи ножи.
- За доброту? – переспрашивает Андрей, присаживаясь на корточки возле тайника.
Митяй смотрит на него и хрипло смеется.
- За слабость к деньгам. Помнишь, так пелось – я не слабый, просто добрый я?
- Нет, не помню, - Андрей достает из тайника оружие и складывает у выхода. – Почему же ты тут, а не в больнице?
- А ты как думаешь? Почему все мы здесь?
Андрей разводит руками.
- Из-за чуда, - усмехается Митяй.
- Ты думаешь исцелиться? Не глупи, тут радиационный фон, как в Чернобыле. Таких чудес не бывает…
- Ты не веришь, - говорит Митяй, - а мать больного ребенка в соседней палатке – верит. И слепой, у которого родился сын – а он его не может увидеть – тоже верит. Пойди, расскажи им, что чудес не бывает. А они скажут тебе, что то, что они дожили до этого дня уже чудо. Напугал вас старина Краб, ага? Про дальние палатки, поди, невесть какие байки ходят – одни фанатики да убийцы тут?
Андрей смотрит на грузного человека в засаленном шезлонге и понимает, что дальние палатки - это не сборище отъявленных психопатов, торгующих оружием, а всего-навсего кучка потерявших надежду людей, ищущих спасительного чуда.
Не город, отгородившийся от всех, а город, от которого все отгородились.
По крайней мере их вера искренна, - думает Андрей. – В этом их нельзя упрекнуть.
- А ты? – задает вопрос Митяй. – Если не за чудом, тогда зачем ты здесь?
- Мой отец остался в городе.
- И ты надеешься, что он еще жив?
- Я в этом уверен.
- То есть - ты веришь в это?
- Это другое, - отмахивается Андрей, забрасывая лямки автоматов на плечо.
- Возможно, все это – одно и то же, - говорит Митяй. – Слепая любовь к Создателям, которые нас ненавидят.
15
Земля под ладонями Андрея - сырая и теплая. Укрытая палым золотом, липнущим к рукам, она пахнет грибными дождями и прелой листвой. Вокруг, в тумане, будто призраки утопленников, темнеют облетевшие тополя и березы. Их изогнутые фигуры, словно бы идут со стороны Оби, откуда тянет вонью прокисшей рыбы и гнилью застоялых вод. А где-то слева, слышатся людские крики и лай собак. Ветер несет оттуда запахи пережженной гречневой каши и костра. Андрей надевает защитные перчатки, глубоко вдыхает и натягивает на лицо маску-противогаз. И мир звуков и запахов, тут же перестает существовать, превращаясь в кусок запотевшего стекла.
Андрей, Кислинка, Стим, Химик и Захар, прячутся под ржавыми трубами, протянутыми в метре над размокшей землей. В десяти шагах от них, черными кривыми линиями, разрезает пелену тумана колючая проволока. Около нее, на коленях, стоят несколько фигур – люди из команды Краба. Они перекусывают проволоку тяжелыми плотницкими кусачками, освобождая проход, и через пару секунд к нему, аккуратными ручейками, стекаются люди. Одни тащат на себе оружие, другие - надувные лодки и весла, сумки, набитые провиантом и медикаментами – все, что может понадобиться там, на другом берегу Оби, в городе, ставшем обителью Богов.
- Сукины дети, - шепчет Андрей, позабыв о микрофоне.
- Вам бы у них поучиться, - отвечает через переговорное устройство Краб. – Давайте, быстро за ними.
- Как-то…слишком все просто, ты не находишь? Почему это место совсем не охраняется?
- Нам повезло. Тебе хочется пробиваться с боем? Пожалуйста, иди через главный вход. Нет времени, быстро я сказал!
Андрей поворачивается к своей команде и показывает, чтобы они надевали противогазы и выдвигались к забору.
- Повезло? Нет…тут дело в другом… - он выбирается из-под трубы, и бежит по желтым лужам, вслед за Химиком. – Они просто не верят, что хоть кто-то сюда полезет. Кого может сдержать этот забор?
- Не нагоняй жути и не засирай эфир, - обрывает его Краб. - Все, конец связи. Встречаемся в контрольной точке.
Андрей скользит по чавкающей грязи, вниз по склону, придерживая тяжелый АК, висящий на плече. Впереди маячит спина Химика, чуть справа – Кислинки. Стим и Захар уже внизу, на разбитой, асфальтовой дороге, ждут, пока спустятся остальные. Позади них, окутанные туманной дымкой, стоят перекосившиеся кирпичные строения, обнятые изгибами труб, вышки с прожекторами, и фонарные столбы, связанные пуповинами проводов. А в земле, глубокими кругами, чернеют отстойники, с застывшими, будто стрелки часов, радиальными рамами. Очистные сооружения, когда-то собиравшие все дерьмо из канализационных труб Новосибирска, теперь пусты и безмолвны, и только невыносимая вонь все еще стоит здесь, как напоминание о процветании огромного города.
- Мы спустились, - говорит Андрей, обшаркивая об асфальт налипшую на берцы грязь.