Мне кажется – это и есть бессмертие. Рано или поздно все мы умрем, такова цикличность жизни. Но для тех, кого мы создадим – мы навсегда останемся бессмертными.
Я рассказал свою теорию господину Смехову. В последний момент, когда уже не было надежды, что меня возьмут в экспедицию. И он поверил в меня. Я очень ему благодарен. Ребят…Эй,эй… Дайте мне еще шампанского, давайте выпьем за того, кто воплотил наши мечты в реальность! За господина Смехова!
18
Две передвижные лаборатории, похожие на огромные бронетранспортеры, медленно катят по проспекту, заваленному брошенными машинами и кусками бетонных плит. Впереди, вздымая облака пыли, со скрежетом расчищает дорогу тяжелый автогрейдер, оснащенный двумя отвалами, сведенными вместе в виде наконечника стрелы. За грейдером, по обе стороны дороги, движутся люди в черных защитных костюмах и масках-противогазах.
Внутри лабораторий просторно и светло, не смотря на узкие, пуленепробиваемые окна. Всех ученых везут в первой машине, объяснив, что во второй хранится запасное оборудование. У каждого из ученых собственное рабочее место, и неограниченный доступ к суперсовременному оборудованию, разработанному гигантами технологического рынка.
Молодой биохимик, аспирант Технического университета Цюриха, соискатель кандидатской степени, австриец Йохан Хартман, сидит за своим рабочим столом, взобравшись с ногами на привинченную к стенке сидушку. На нем красные текстильные кеды с толстыми шнурками и белый халат с номером на спине, который его обязали носить внутри лаборатории. Волосы молодого ученого топорщатся в стороны, как будто он только что поднялся с постели, а сам он скучает, подперев голову руками.
- Задумались? – звучит рядом голос, и Йохан вздрагивает.
- Господин Смехов…простите, - он спускает ноги с сидения и одергивает халат.
- Скажите мне, Йохан, вы читали Библию? – с улыбкой спрашивает Смехов. Он сидит в автоматическом инвалидном кресле, в котором ему проще передвигаться по лаборатории, и держит трость на худых коленях, сжав ее руками.
- Давно не…кхм, сталкивался, - растерянно отвечает Йохан, не зная, куда девать собственные руки.
- Ибо знает Бог, что в день, когда вы вкусите плоды райского дерева, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло. Это Бытие, третья глава. Когда произошел инцидент, я сразу ее вспомнил. Как думаете, Йохан, - улыбается господин Смехов, - Боги привезли нам это деревце?
- Думаю, логичнее было бы привести семена…
- Хах! – Смехов хлопает себя по ноге. – Вы удивительный молодой человек, Йохан Хартман! Не зря мне вас рекомендовали лучшие умы планеты. Ваши взгляды…современны. Потерпите немного. Скучно не будет, я обещаю.
Он нажимает рычажок управления и коляска, жужжа, везет его по коридору, к кабине. Но останавливается, а сам он оглядывается к Йохану.
- Меня пугает только одно. Те слова, которые я процитировал. Их сказал Еве Змей. И после этого Бог изгнал ее и Адама на землю. Если мы сорвем эти плоды – куда нас изгонят?
- Вы боитесь этого?
- Нет, конечно, нет, это… всего лишь легенды.
19
Божий ковчег лежит по обе стороны Оби, продавив своей тяжестью берега, увязнув брюхом в илистом дне. Абсолютно черный, уродливый – весь он состоит из неровностей и кубических выступов. Вода, проложив себе новые пути, обтекает его с обеих сторон, и снова смыкает объятия, впадая в привычное, вымощенное тысячелетиями, русло. Бежит ребристым течением мимо вываленного леса, превратившегося в пепел, с шумом и ревом пенится у обрушенных берегов – ставшая бесплодной мать, вопрошающая у небес о своей горькой участи. В реке не осталось ничего живого, на песчаных берегах, кучами каменеют скелеты рыб. В зараженных водах, несущих в себе смертельный вирус, плывут разбухшие туши птиц и животных, вышедших на водопой к привычным местам. Под покровом тумана все это выглядит жутким ледоходом из прогнившей плоти. Черные, мокрые комки перьев стучат о резиновые борта лодок, скапливаются вокруг, и железные весла, с чавканьем погружаются в них, будто в топь.
Краб смотрит на исчезающую в тумане полосу песчаного пляжа через стекло противогаза, и расслабляет пальцы на рукояти пистолета, плотно сидящего в кобуре на поясе. Позади него - Захар и Кислинка. Захар сидит, вытянув окровавленные ноги, и с ужасом разглядывает изнутри растрескавшуюся маску своего противогаза, а Кислинка неуклюже пытается зажать его раны руками в защитных перчатках. Алая кровь бьет фонтанчиками, просачиваясь через резиновые пальцы.
- Андрей? – говорит Краб в пыльную мембрану переговорного устройства. – Ты с нами?
- Да, да, - приходит ответ после недолгого молчания, - как там мои?
Краб оборачивается, глядя на то, как кровь из ноги Захара заливает узорчатое дно лодки.
- Терпимо.
- Как Захар?
- Я же сказал – терпимо.
- Их рации ни хрена не работают!
- Я знаю.
Андрей молчит, стараясь успокоиться. Наседает на весла, разглядывая бездонную дыру в небе.
- Скажи им, что Стим и Химик со мной.
- Чудные погремушки, - машинально улыбается Краб. – А теперь скажи мне, что это была за срань?
- Думаешь, я знаю?