Место назначения неизвестно

— Не могу сказать, что у меня были какие-то проблемы с размещением, с тех пор как я приехала в Марокко, — возразила миссис Кэлвин Бейкер. — Каждый раз мне удавалось получить очень удобную комнату с ванной.

— Вы американка, — прореагировала мисс Хетерингтон резко и со злостью в голосе. И яростно защелкала спицами.

— Как бы мне хотелось, чтобы вы поехали со мной вместе в Марракеш! — произнесла Хилари. — Так приятно было познакомиться и беседовать с вами! В самом деле путешествовать одной очень скучно.

— Но я уже была в Марракеше! — возмущенно ответила мисс Хетерингтон.

Однако миссис Кэлвин Бейкер, казалось, ухватилась за эту мысль.

— Что ж, по-моему, совсем неплохая идея, — сказала она. — Уже почти месяц как я была в Марракеше, и с удовольствием ненадолго съезжу туда опять — покажу вам город, миссис Беттертон, и прослежу за тем, чтобы вас не надули. Этому можно научиться, только прожив какое-то время в незнакомом месте и присмотревшись хорошенько к нему. Просто поразительно! Сейчас же пойду в бюро и узнаю, что можно устроить.

Когда она ушла, мисс Хетерингтон едко заметила:

— Вот что значит американки! Носятся с места на место и нигде подолгу не задерживаются. Сегодня — Египет, завтра — Палестина! Иногда я сомневаюсь, что они знают, в какой стране находятся!

Она плотно сжала губы и, осторожно собрав свое вязанье, встала и вышла из турецкой комнаты, холодно кивнув Хилари на прощание. Хилари взглянула на часы. Она не была расположена переодеваться в этот вечер к обеду, как обычно делала. Потому и продолжала сидеть в этой тихой затемненной комнате, задрапированной в восточном стиле. Вошел официант, включил две лампы и опять вышел. Лампы не давали яркого света, и комната казалась погруженной в приятный полумрак, по-восточному спокойный. Хилари откинулась на спинку низкого дивана и задумалась.

Только вчера ей казалось, что все дело, к выполнению которого ее привлекли, было иллюзией. А сейчас… сейчас она была уже накануне своего настоящего путешествия. Она должна быть осторожна, очень осторожна. Нельзя допустить ни малейшего промаха. Она должна быть Оливией Беттертон, довольно хорошо образованной, лишенной вкуса, с традиционными взглядами, но определенными левыми симпатиями женщиной и преданной мужу женой.

«Я не должна допустить ошибки», — повторила Хилари про себя.

Как странно было сидеть здесь одной. Ей казалось, что она очутилась в таинственной, заколдованной стране. Эта тусклая лампа за спиной! Интересно, если сжать в ладонях и потереть медную резную лампу, появится ли из нее джинн? И стоило подобной мысли прийти в голову, как Хилари вздрогнула. Словно материализовавшись из лампы, перед ней вырисовалось сморщенное лицо и острая бородка мистера Аристидеса. Перед тем как сесть рядом с ней, он поклонился и произнес:

— Вы позволите, мадам?

Хилари вежливо согласилась.

Достав портсигар, он предложил ей сигарету. Она взяла одну, он дал ей прикурить и закурил сам.

— Вам нравится эта страна, мадам? — спросил он через минуту-другую.

— Я пробыла здесь недолго, — ответила Хилари. — Но пока просто в восторге!

— Вы уже успели посетить старый город? Вам там понравилось?

— Он просто восхитительный!

— Да, восхитительный. Это прошлое — прошлое торговли, интриг, шепчущих голосов, скрытой от посторонних глаз деятельности! Все тайны и страсти этого города хранятся на его узких улочках, за его стенами. Вы знаете, о чем я думаю, мадам, гуляя по улицам Феса?

— Да?

— Думаю о вашей Большой западной дороге в Лондоне. Думаю об огромных зданиях фабрик, стоящих по обеим сторонам ее, насквозь пронизанных неоновым светом, и о людях внутри, которых так ясно видно с дороги из проезжающих автомобилей. Там ничего не прячут, там нет ничего таинственного. Там даже нет занавесок на окнах! Нет, они делают там свою работу, и весь мир, если захочет, может наблюдать за ними. Как будто срезали верхушку муравейника.

— Вы хотите сказать, — спросила Хилари, заинтересовавшись, — что вас привлекает контраст?

Мистер Аристидес кивнул своей древней черепашьей головой.

— Так и есть, — ответил он. — Там все на виду, хотя на старых улицах Феса нет ничего ajouré[24]. Все спрятано, таинственно… Но! — он наклонился вперед и постучал пальцем по медной крышке кофейного столика. — Но везде происходит одно и то же. Та же жестокость, то же притеснение, та же жажда власти, те же сделки, приносящие выгоду.

— Считаете, что по природе своей человек везде одинаков?

— В любой стране! И в прошлом, и в настоящем только две вещи правят миром. Жестокость и доброта! Одно или другое. Иногда — вместе. — Он продолжил, почти не изменив тона: — Мне сказали, мадам, что вы пережили ужасную авиакатастрофу в Касабланке?

— Это так.

— Завидую вам, — неожиданно заявил мистер Аристидес.

Хилари изумленно уставилась на него. И снова он страстно закивал головой в подтверждение своих слов.

— Да, — повторил он. — Вам можно позавидовать. Вы испытали это. Я бы хотел оказаться так близко от смерти. Испытать и выжить! Вы не чувствуете, что изменились с тех пор?