Место под названием «Свобода»

Мак обнял их обеих и держал в своих объятиях, позволяя несчастной матери выплакаться, выворачивая ему наизнанку и сердце и душу.

Глава тридцать вторая

После того как ее ребенок оказался мертворожденным, Лиззи жила в мире, целиком окрашенном в серый цвет, среди постоянно молчавших людей, окруженная снаружи дождем и туманом. Она окончательно предоставила слуг самим себе, лишь смутно догадываясь, что Мак взял на себя все хлопоты по хозяйству и руководство прислугой. Она оставила привычку совершать ежедневный обход плантации, дав Ленноксу полную власть над работами на табачных полях. Иногда навещала миссис Тумсон или Сьюзи Делахай, поскольку обе были готовы сколь угодно долго разговаривать с ней о младенце, но не принимала приглашений ни на приемы, ни на балы. Каждое воскресенье она отправлялась к церковной службе во Фредериксберге, а после ее окончания проводила пару часов на погосте, просто стоя, глядя на небольшое надгробие и размышляя над случившимся.

Лиззи была твердо убеждена, что во всем виновата сама. Она продолжала скакать верхом на четвертом и на пятом месяце беременности, не отдыхала достаточно долго, как следовало бы, по мнению знающих женщин. Пустилась в поездку на десять миль в коляске по скверной дороге, заставляя Мака гнать все быстрее и быстрее в ту самую ночь, когда ей суждено было родить девочку, так и не подавшую ни признака жизни.

Она злилась на всех. Сердилась на Джея, покинувшего без особой надобности тем вечером их дом. На доктора Финча, отказавшегося явиться по вызову к раненой негритянке. Даже на Мака за его покорное согласие подчиниться ее приказам и мчаться с сумасшедшей скоростью. Но, разумеется, гораздо сильнее был ее гнев на себя саму: за то, что оказалась плохо подготовлена к родам, за свою импульсивность, нетерпение, нежелание прислушаться к разумным советам. «Не будь я такой по натуре, – думала она, – окажись я нормальной женщиной, рассудительной и осторожной, у меня сейчас была бы на руках маленькая дочурка».

С Джеем обсуждать что-либо она не могла. Поначалу он тоже разъярился. Орал на Лиззи, грозился пристрелить доктора Финча, а Мака публично выпороть до полусмерти. Однако его ярость быстро улеглась, как только ему сообщили, что родилась девочка, и он уже скоро повел себя с Лиззи так, словно она и не была беременна вовсе.

Зато некоторое время ей нравилось разговаривать с Маком. Эпизод с несчастливыми родами по-настоящему сблизил их. Ведь это он укутал ее своим плащом, держал за ноги и нежно принимал младенца, не подозревая о том, что тот мертв. В первые дни он очень помогал ей утешиться, но через пару недель Лиззи почувствовала в нем нараставшее раздражение. Это ведь был не его ребенок, думала она, и он не мог в полной мере разделить ее горе. Как не мог никто другой. И она замкнулась в себе.

Однажды днем через три месяца после несчастья она зашла в детскую, все еще сиявшую свежей краской стен и полов, усевшись там в одиночестве. Она воображала себе крошечную девочку, лежавшую в колыбели, издавая полные довольства, хотя и бессмысленные звуки, или плача от голода, одетую в нарядное платьице и в малюсенькие вязаные носочки. Представляла, как она сосет ее грудь. Раздумывала, в какой ванночке было бы удобнее всего мыть ребенка. Причем видения порой делались настолько живыми, что слезы сначала наворачивались на глаза, а потом стекали по щекам. Она рыдала, но никто не смог бы услышать ее всхлипываний.

Именно в таком плачевном состоянии застал ее Мак, ненароком вошедший в детскую. Во время вчерашней грозы обломки веток и камни попали в камин через трубу, и он склонился к очагу, чтобы очистить его. Ее слез он старательно не замечал.

– Я чувствую себя такой несчастной, – первой заговорила Лиззи.

Он не прервал своей работы, но отозвался без особой ласки в голосе:

– Это едва ли принесет вам пользу.

– Странно, но я почему-то ожидала от вас слов сочувствия, – горестно прошептала она.

– Вы не можете провести остаток своих дней, сидя в детской и заходясь в рыданиях. Люди вокруг нас постоянно умирают. Остальным нужно продолжать нормально жить.

– А если я не хочу? Для чего мне теперь эта жизнь? Для кого мне влачить дальше жалкое существование?

– Вот только постарайтесь обойтись без излишней патетики, Лиззи. Она противоречит вашему истинному характеру.

Он сумел повергнуть ее в шок. Никто не осмеливался разговаривать с ней так недобро со времени трагических родов. Какое право имел Мак усугублять ее горе?

– Вы не должны общаться со мной в таком тоне, – без обиняков заявила она.

Но Мак снова изумил ее, словно вдруг обозлившись. Он отбросил щетку, схватил Лиззи за обе руки и рывком заставил подняться из кресла.

– Не надо мне внушать, что я должен делать, а чего не должен, и диктовать мне мои права, – сказал он.

Мак выглядел таким сердитым, что она даже начала опасаться каких-то насильственных действий с его стороны.

– Оставьте меня в покое!

– Вас слишком многие люди предпочли оставить в покое, – почти рявкнул он, но отпустил ее.

– И что же, по-вашему, мне делать? – спросила Лиззи.