– Все, что заблагорассудится. Садитесь на корабль, отплывающий в Европу, и отправляйтесь жить с матерью в Абердине. Заведите любовную интрижку с полковником Тумсоном. Сбегите через границу штата с каким-нибудь непутевым негодяем. – Он сделал паузу, глядя на нее пристально и жестко. – Или… Решитесь наконец остаться верной женой Джея и родите от него еще детей.
Эта реплика удивила ее.
– Но мне казалось…
– Что вам казалось?
– Ничего.
Она уже давно питала твердую уверенность, что Мак влюблен в нее, не зная лишь, насколько сильно его чувство. После неудавшегося праздника для работников он прикасался к ней и гладил по волосам с нежностью, которую трудно было бы определить иначе, чем словом «любовная». Он поцелуями сушил слезы на ее щеках. А в его объятиях проявлялось нечто значительно большее, чем просто сожаление.
Да и в ее собственной реакции на его ласки содержалось не только стремление к сочувствию и состраданию. Ее тянуло прижаться к его крепкому телу, хотелось ощущать скольжение его губ по своей коже, и вовсе не потому, что так она отчасти утоляла жалость к себе самой.
Но все эти эмоции померкли после несчастья с младенцем. В ее сердце воцарилась опустошенность. Она больше не поддавалась страстям, давая волю только огорчению и даже стремясь стать еще более несчастливой.
Она теперь стыдилась своих прежних желаний. Любвеобильная жена, соблазнявшая стройного молодого лакея, была распространенным персонажем многих комических романов и пьес.
Но, разумеется, Мака никак нельзя было себе представить в роли тощего молодого лакея из дешевой комедии. Постепенно она пришла к выводу, что он был самым замечательным мужчиной из всех, кого она встречала на своем жизненном пути. Хотя прекрасно знала, насколько он самоуверен и порой дерзок. Его мнение о важности собственной персоны выглядело в ее глазах чрезмерно раздутым, и именно оно навлекло на него столько неприятностей и проблем. Но помимо воли она восхищалась тем, как он неизменно восставал против любой тиранической власти – от шахты в Шотландии до табачной плантации в Виргинии. А страдал он чаще всего потому, что вступался за кого-то другого.
И все-таки Джей оставался ее законным супругом. Он был слабоволен и часто откровенно глуп, беззастенчиво лгал ей, но она вышла за него замуж и чувствовала обязанность хранить верность ему.
Мак продолжал пристально смотреть на нее. Интересно, какие мысли бродят в его голове? – подумала Лиззи. Ей показалось, что он имел в виду себя, когда небрежно предложил как один из вариантов будущей жизни: «Сбегите через границу штата с каким-нибудь непутевым негодяем».
Мак осторожно протянул руку и погладил ее по щеке. Лиззи закрыла глаза. Если бы ее мать присутствовала сейчас здесь, она бы точно знала, что сказать дочери.
«
А она? Она легко позволяла чужому мужчине ласково прикасаться к своей щеке. Лиззи открыла глаза и смерила Мака долгим взглядом. В его зеленых глазах отчетливо читалось вожделение. И тогда она ожесточилась на него всерьез. Ею овладел внезапный импульс, заставивший что было силы вмазать ему звонкую пощечину.
Впечатление было такое, словно она ударила ладонью по камню. Мак даже не шелохнулся. Но выражение его лица разительно изменилось. Ее удар не оставил на нем ни следа, но она нанесла ему рану в самое сердце. Он выглядел таким шокированным и растерянным, что она тут же почувствовала желание извиниться и снова обнять его. Лишь огромным усилием воли ей удалось сдержаться. Срывающимся голосом она сказала:
– Не смейте даже прикасаться ко мне!
Он ничего не говорил, а лишь смотрел на нее испуганно и обиженно. Лиззи невыносимо было видеть его оскорбленную гримасу, а потому она встала и вышла из комнаты.
Еще Мак ей сказал: «Или решитесь наконец остаться верной женой Джея и родите от него еще детей». На протяжении целого дня она размышляла над этим. Сама по себе идея пустить Джея в свою постель была ей неприятна, но в том и состоял ее супружеский долг. Если она откажется исполнять эту обязанность жены, то не заслуживает права иметь мужа.
После обеда она решила принять ванну. Как обычно, это превращалось в сложную процедуру, когда в спальне устанавливали цинковое корыто, а пять или шесть энергичных девушек носились вверх по лестнице с кувшинами горячей воды. Когда с мытьем было покончено, она сменила платье на свежее и спустилась к раннему ужину.