Место под солнцем (СИ)

— Леон Кадар — это не Ливиан Хиббинс! Он заглядывает под каждую юбку! У тебя не получилось его соблазнить, Кантара? У тебя?! Ты надела недостаточно короткое платье?!

Сестра отошла на шаг, демонстрируя свой наряд из белого шелка. Юбка едва прикрывала бедра, а декольте при малейшем наклоне щедро демонстрировало все, что нужно. В таком платье Эоланта постеснялась бы выйти из собственной спальни, не говоря уж о свидании в ресторане.

— Ну как? Думаешь, следовало выбрать что-то более откровенное? План был отличный, Эо, но он провалился, и мы обе знаем, почему. Леон Кадар вконец повернулся на тебе и не смотрит на других женщин. Могу поговорить с девочками, если хочешь. Повторим тот же спектакль с другими актерами.

— Садись, Кантара. План был дурацкий. Все, что мне нужно — по-тихому избавиться от этого скота.

— Не лишай плохого мальчика-красавчика возможности его прирезать.

— Я не хочу, чтобы кто-то кого-то резал. Я — не Марика, и подобные выходки меня не возбуждают.

Кантара опустилась на соседний шезлонг. Юбка поползла вверх, и она торопливо схватилась за ткань.

— Забыла нижнее белье, — невинно улыбнулась сестра.

— Поверить не могу, первые боги тебя подери, — закатила глаза Эоланта. — Даже я не могу спокойно на это смотреть, а Леон остался равнодушным.

— Ты умеешь привораживать мальчиков, Эо. В Средние века тебя бы назвали ведьмой. Каковы дальнейшие планы?

— Вторая бутылка шампанского и ужин. А потом еще одна бутылка шампанского и пьяные танцы.

— Неплохо. Я в деле.

***

К трем часам утра все обитатели виллы угомонились и разошлись по своим комнатам. Свет полной луны заливал спальню, воздух наполняли ароматы цветущих деревьев, в саду пели сверчки. Звук воды в маленьком фонтане всегда убаюкивал Эоланту, но сегодня она вертелась с боку на бок, пытаясь успокоить мысли. Она думала про брата, про Ливия, про Леона Кадара и его неудавшееся свидание с Кантарой. Начальник тюрьмы уволил ее, как и обещал, но уже на следующий день позвонил, умоляя вернуться. Эоланта проигнорировала просьбу, начисто забыв о том, что этот мужчина может быть чертовски упорным и очень убедительным.

Тем же вечером Леон наплевал на самый строгий ее запрет: подъехал к воротам виллы и битый час уговаривал сестру его впустить. Разъяренная Кантара заявила, что старшая леди Нойман должна решить эту проблему, да поскорее, и добавила, что в противном случае она за себя не отвечает. Пришлось впустить месье Кадара и провести его в кабинет, воспользовавшись тайной тропинкой в саду — как показала недавняя история с Ливием в главной роли, на незнакомцев «амазонки» реагировали не совсем адекватно. За плохого мальчика-красавчика Леон не сошел бы даже при большом желании, но хозяйка решила не тревожить девушек, хотя внутренний голос подговаривал устроить ему триумфальное шествие у бассейна, а потом оставить на растерзание голодных девиц. Может, тогда бы он о ней забыл?

Разговор в кабинете длился два часа. Под конец Леон чуть ли не плакал, а охрипшая Эоланта чувствовала себя так, будто пробежала марафон по пустыне, не сделав ни глотка воды. Собеседник не сдавал позиции и раз за разом повторял одно и то же: он ошибся, повел себя как полный идиот, поддавшись эмоциям. Их отношения никогда не будут прежними, но она должна вернуться. Половина надзирателей устроила забастовку, а вторая половина — в основном, женщины — работает вполсилы и не подчиняется приказам. О заключенных и говорить не приходится. Постоянно задирают надзирателей и творят все, что душе угодно. Он простит ей все. И Ливия Хиббинса, и уродливую сцену с Кристофом. Все, что ему нужно — вновь видеть ее в кресле старшего надзирателя. И Эоланта сдалась. Она по-прежнему хотела избавиться и от Леона Кадара, и от опостылевшей должности. И неудача Кантары только подогрела ее решимость. Все к лучшему. Она могла бы убить его сама, но эта мысль ей не нравилась. Возможно, стоит отпустить весла и сидеть в лодке, глядя на реку. В конце-то концов, Кантара права: не нужно лишать Ливия удовольствия прирезать недоумка лично. Говоря о том, что подобные выходки со стороны мужчин ей не нравились, Эоланта кривила душой. Было в этом что-то по-первобытному возбуждающее.

Лежавшая рядом Марика дышала ровно и глубоко. Тонкое шелковое покрывало сползло на сторону, и в лунном свете изгибы ее тела казались особенно соблазнительными. Чуть полноватая, с широкими бедрами и пышной высокой грудью, в мире, где правила болезненная худоба, она считалась чуть ли не уродиной, но страдала не от недостатка поклонников, а от того, что многие из них вели себя слишком навязчиво. Эоланта всегда представляла себе жриц сладострастия именно такими — влюбленными в себя и в жизнь и безвозмездно дарящими эту любовь другим. Наверное, поэтому она не отказывала Марике, которая могла занять отдельную комнату на вилле, но предпочитала спать в постели хозяйки.