Но до сотворения чудес еще пахать и пахать. Вот, в частности, род пахоты: объяснить Иоанну задуманное. Или пока - не задуманное, а лишь вчерне намечаемое. Впрочем, причины Иоанн понимает сам, вот выводы из них - это даже Петру, к ним пришедшему, пока до конца понять, вернее, принять - сложновато...
– Понимаешь, Йоханан, - занудно начал Петр и вдруг сам на себя обозлился: чего он резину тянет?
Иоанн с ним - двадцать с лишним лет, едва ли не день в день, особенно - в последние годы, и уже нельзя однозначно сказать, кто из них в кого больше вложил за эти бесконечные два десятилетия - Петр в Иоанна или наоборот. Высокопарно выражаясь, они - сообщающиеся сосуды, и, кстати, без добавления всякой технической мистики вроде пресловутой матрицы - что было, что имелось в наличии, то и вложено, а что вложено, то и выросло. Близнецы-братья, кто более матери-истории ценен? Время покажет - кто более. А пока его вовсе нет, особенно - на дурацкие политесы.
– Сиди и не падай, - сказал Петр. - Мы говорили в Нацрате, тогда, ночью, что веру и дело пора спасать. Пора - не то слово. Иешуа по-прежнему радеет о Царстве Божьем, здесь, полагаю, ни у тебя, ни у меня к нему нет претензий. Но не слишком ли конкретно и приземленно начал он понимать этот термин?.. Царство Божье на земле - так. Царь - он сам, допустим, я не против. Но для меня, Йоханан, Царство Божье - это царство духа, в первую и главную очередь. Так считали у вас в Кумране, так всегда считал сам Иешуа. Это царство истинной и непоколебимой веры, для которой состояние материи - дело двадцать пятое, а если веру надо подкреплять физическими действиями - я не имею в виду чудеса, которые творит Машиах, я имею в виду вполне реальную силу, на которой он хочет выстроить Царство, - то грош цена такой вере. Мы вон ее имеем в избытке... - Он кивнул в сторону двери, за которой - где-то не слишком далеко, - стоял Храм. Бесконечные жертвоприношения, деньги, воровство... "Всесожжения ваши неугодны и жертвы ваши неприятны мне" - помнишь, в книге пророка Ермиягу?.. А если еще оружие?..
– Тебя беспокоит его постоянное общение с зилотами? - спросил Иоанн. - С Вараввой?
– Да какая разница - Варавва или кто-то еще? Спешка - вот что меня пугает. Спешка и, как следствие, выбор неверных путей. Капля камень точит, и это правильно, она неуклонно ищет свою в нем дорожку, а Иешуа хочет его - одним ударом.
– Он хочет все сделать сам. Зилоты - это так, на всякий случай...
– На какой случай? Если у самого - не получится?.. Скольких за это время он вылечил? Сотни! Но ведь кого-то, ты помнишь, не смог сразу... Я не знаю, обратил ли ты на это внимание, но он всегда - раньше или позже, но находил невылеченного и помогал ему, когда вырастала его собственная сила и вера в него болящего. Он не спешил и добивался результата - всегда. Так зачем он спешит сейчас?
– Что ты хочешь, Кифа? - тихо-тихо спросил Иоанн.
– Я хочу спасти веру и дело, - повторил Петр, но Иоанн не принял повторения, а сам повторил:
– Что ты хочешь, Кифа?
Петр встал и прошелся по комнате. Он-то знал, что хотел. Но как бесконечно трудно было всего лишь сформулировать желание - сформулировать для человека, который был Петру жизненно необходим и который мог просто не понять Петра.
– Я хочу, чтобы Иешуа умер, - тяжело проговорил Петр. И ничего не произошло. Небосвод не рухнул. Земля не разверзлась. Иоанн как сидел на кушетке, так и остался сидеть - не потрясло его страшное признание Петра. Или сказать иначе - предательство, потому что во все времена ученики - а кем Петр должен был официально считать себя? - однажды предавали учителя, оправдывая всякий раз предательство единственно высокой целью - спасением Идеи, которую учитель либо слишком жестко консервировал, либо начинал развивать не в ту сторону - по мнению учеников. Второй случай - как раз их.
– Просто умер? - абсолютно спокойно, без каких-либо оттенков в голосе спросил Иоанн.