Место преступления – тело. Судмедэксперт о подозрительных смертях, вскрытиях и расследованиях

Похоже, все пули застряли в теле. При убийстве использовалось оружие, пули из которого вылетали не на самой большой скорости, – впрочем, пистолет так и не нашли.

Салли употребляла наркотики, но, помимо этого, была относительно здорова. И хотя было очевидно, что она умерла от огнестрельной раны головы, как это произошло? Загадка для судмедэксперта.

Криминалисты осмотрели место преступления, одежду Салли и ее молодого человека и пришли к выводу, что вся кровь принадлежала девушке; что после выстрела она еще могла ходить; и что, вероятно, ей выстрелили в голову там, где нашли ее тело. Их выводы совпадали с моими. Но осмотр одежды Салли эту теорию не подтвердил. Когда мы осмотрели одежду ее парня, выяснилось, что на ней имеются крошечные капли крови, которые, как решили специалисты, объясняются тем, что, когда пуля разрывает мягкие ткани, кровь брызгает и попадает на любого, кто находится поблизости от жертвы.

Выводы такие: молодой человек Салли стоял рядом с ней, когда в нее стреляли, а так как он утверждал, что больше никого вокруг не было, когда он ее нашел, то можно предположить, что стрелял именно он. Сторона защиты не согласилась с этим мнением, сказав, что такие следы появились в момент, когда парень обнимал Салли, обнаружив ее, а она кашляла кровью перед самой смертью.

Дело дошло до суда. Все мы дали показания. Я попыталась объяснить, как огнестрельные раны могли привести к смерти Салли: я предположила, что ударная волна, вызванная застрявшей пулей, кинетической энергией разрушительно прошла через ткани мозга. Это можно сравнить с ударившей молнией: если ствол головного мозга, т. е. электростанция, оказался на пути ударной волны, в сущности, случилось короткое замыкание. Прямое следствие – моментальное прекращение работы сердечно-сосудистой и дыхательной систем.

Эта версия пришлась стороне защиты не по душе, ведь, если девушка умерла почти сразу после выстрела, то не могла кашлять, когда парень нашел ее, а значит, это опровергало их объяснение пятен крови на одежде подсудимого. Предлагая свою версию событий того дня, я понимала, что сторона защиты станет яростно атаковать меня. Подобных моментов боишься больше всего, будучи свидетелем, – когда знаешь, что твои показания опровергнут версию защиты.

Раньше я, бывало, молилась о божественном вмешательстве или хотя бы о том, чтобы судья приказал стороне защиты не давить на свидетеля. Но обычно мне приходилось крепиться и сохранять спокойствие. В такие моменты я и задавалась вопросом, зачем я все это делаю. Честно говоря, суть лишь в том, чтобы предоставить свои свидетельские показания и дать присяжным решить, согласны ли они с ними.

Допрос со стороны защиты оказался непростым, но я выдержала. Присяжные и зрители в зале суда обычно не знают о том, что – чаще всего – судмедэксперты и адвокаты обеих стороны знакомы и уважают друг друга. Я никогда не принимала на свой счет вопросы относительно моих показаний: мы все играем свои роли в судебном процессе и должны делать это в интересах правосудия. Однако правосудие одного не всегда равняется правосудию другого. Я предпочитаю политику честности и всегда стараюсь быть именно таким свидетелем. Это признают обе стороны судебного процесса. Несправедливость начинается там, где мои показания не проверяются должным образом. Потому что речь здесь идет о том, как все участники процесса исполняют свои роли: дело разбирается, стороны обвинения и защиты выступают с заявлениями, а судья делает вывод из представленных улик.

Во многих судебных процессах по делам об убийствах от обвиняемого не требовалось давать показания. Будет ли он или она это делать – решение стороны защиты.

Это, конечно, вопрос их стратегии: если защита утверждает, что обвиняемого не было на месте преступления и он не совершал противозаконных действий, то тут и сказать нечего.

У одного из самых опытных адвокатов защиты в Шотландии, Дональда Финдли, была интересная тактика в подобных случаях: как только я занимала место свидетеля, он поднимался, оглядывался, убеждаясь, что все видят его жест, и выходил из зала суда, шелестя мантией. Таким образом он давал понять, что не заинтересован в трагичных деталях дела, поскольку мой отчет не имеет никакого отношения к его клиенту. Я лишь подавляла вздох облегчения, так как понимала, что не попаду в неловкую ситуацию, если мои показания будут оспаривать.