Место, роль и значение религий в современном мире

Таким образом, легизм Шан Яна в основном был направлен против учения Конфуция, хотя они оба стремились к созданию единого могучего государства. Легизм Шан Яна строился, как мы уже отмечали, на противоположной, по существу, как бы «антигуманистической» основе, особенно это относилось к его постулату о войне и военной агрессии, непримиримом отношении к любым отклонениям от соблюдения законов. Однако, как это ни парадоксально, несмотря на непримиримую борьбу легизма и конфуцианства между собой, доходившую иногда до крайних форм (когда, как известно, в 213 г. до н. э. было сожжено множество конфуцианских книг, арестовано огромное количество приверженцев конфуцианства, из которых 460 были заживо закопаны, а остальные были высланы) и продолжавшуюся более шести веков, они в конце концов пришли к примирению, поскольку во многом дополняли друг друга, о чем свидетельствуют сочинения многих последователей конфуцианства и легизма, пытавшихся сблизить эти учения. Конфуцианство оказало и продолжает оказывать большое воздействие на легизм, так же как и легизм, в свою очередь, оказывал и оказывает воздействие на конфуцианство. В связи с этим необходимо рассматривать их вместе в тесной связи друг с другом.

Учение о Логосе (эллинизм, иудаизм, христианство)

Прежде всего мы рассмотрим идею Логоса, зародившуюся и развивавшуюся в древнегреческой цивилизации, поскольку эта идея была и остается самой фундаментальной и самой важной для развития всей европейской культуры и цивилизации.

В одной из лучших работ о Логосе «Учение о Логосе в его истории» князь Сергей Николаевич Трубецкой писал: «Понятие Логоса связано с греческой философией, в которой оно возникло, и с христианским богословием, в котором оно утвердилось. Каким образом христианство усвоило это понятие для выражения своей религиозной идеи и насколько оно в действительности ей соответствует — вот исторический и философский вопрос величайшей важности… Греческое просвещение и христианство лежат в основании всей европейской цивилизации»[276].

То, что идея Логоса, всемирного, божественного Разума, зародилась в греческой философии, особых возражений не вызывало и не вызывает. Однако, чтобы это доказать или обосновать, необходимо рассмотреть эту идею в связи с развитием греческого умозрения, а также в связи с общей историей Слова Божия, с историей богосознания в Ветхом и Новом Завете, понять христианское учение и христианскую идею во всей их оригинальности и во всем отличии от греческих идей и от национально-иудейских верований и чаяний, не говоря уже об учении Филона Александрийского, который пытался ввести идею Логоса в истолкование Ветхого Завета.

Рассмотрение идеи Логоса отвечает на самые фундаментальные вопросы человеческой жизни и деятельности и человеческого познания: разумном смысле и разумной цели человеческой деятельности и всего мирового процесса, победит ли человечество в самом себе зверя, чтобы осуществить высший и свободный союз всех людей на земле, осуществим ли идеал Церкви Христовой, идеал царства Божия на земле, идеал одухотворенного, преображенного человечества, в котором воплотится Божество истины и любви.

Достижение этого идеала зависит от того, насколько истинно само христианство и является ли Христос действительным откровением живого смысла мира — его Логосом или Словом. Для достижения этого идеала вовсе недостаточно ограниченного господства разума и добра в человеке, — необходимо, чтобы они господствовали во всей вселенной.

Если на ранних этапах греческой культуры господствовали миф и эпос, а Логос встречался очень редко (у Гомера упоминается три раза), то позднее, когда миф из «сказа» превращается в «сказание» или «сказку» и противополагается истинному слову — Логосу, а эпос превращается в молву, в говор, в поговорку, чтобы скрыть истинный смысл или украсить речь, миф и эпос уступают место Логосу. Если раньше миф был истинным, то позже он превращается в ложную речь, подражающую истине, в поэтическую фабулу, в басню. Еще Аристотель в «Поэтике» писал: «Миф есть начало и как бы душа трагедии». Этот смысл остается в трагедии, но уже в истории как прозе, в отличие от поэзии, мифическое миросозерцание поэзии заменяется прозой трезвой мысли.