Я наблюдала за ней, пока она не исчезла из виду, надеясь, что эта девушка с такой искренностью в глазах найдет своего Давида вовремя.
Голос Уилла напугал меня. Я взглянула в такие знакомые и одновременно чужие глаза, направленные на меня.
– Мысли о доме помогли мне пережить войну. Пожалуйста, не порти мне воспоминания разговорами о моем брате.
Я подумала о письме, приютившемся возле бутылки в моем саквояже, и задалась вопросом, с какой целью я его привезла. И с какой целью я приехала в Нью-Йорк.
Мы хранили молчание, лишь иногда перебрасываясь фразами, необходимыми, чтобы найти дорогу и добежать до платформы, где нас ждал наш поезд – далеко не такой пышный и роскошный – «Росомаха». Поднимаясь на поезд и готовясь к долгой дороге домой, каждый из нас размышлял о том, что изменилось за последние три года. И о том, что осталось прежним.
Мы сделали пересадку в Чикаго – на поезд «Новый Орлеан», а потом еще одну – в Миссисипи, где цветные пассажиры, даже солдаты в военной форме, должны были ехать в посадочной зоне багажного вагона. На Юге уклад менялся неспешно, и иногда даже казалось, что он никогда здесь не изменится. Кто-то говорил, что импульсу мешает удушающая жара. И чем дальше мы продвигались на Юг, тем охотнее я готова была с этим согласиться.
По пути в Чикаго Уилл не разговаривал со мной – разве что когда узнавал, где наши места, а потом – где вагон-ресторан. Мы подсели к женщине в большой, покрытой перьями шляпе, ужинавшей в одиночестве за одним из общих обеденных столов. Она беспрестанно смотрела на нас, расценив наше молчание как размолвку. По меньшей мере сосредоточенность Уилла на своей еде подразумевала, что я могу наблюдать за ним, изучать его и радоваться каждому его вздоху.
Женщина закончила и удалилась, когда мы приступили к десерту. Уилл наблюдал, как она уходит, барабаня пальцами по столу, как он всегда делал мальчишкой, когда набирался смелости. Он положил вилку.
– Зачем ты на самом деле приехала в Нью-Йорк, Джинни? Ведь не ради того, чтобы сообщить мне о папе. Ты могла сообщить мне об этом в письме или телеграммой.
Я отпила воды.
– Потому что Таг попросил меня. И я… – Я запнулась.
– Что произошло с твоими руками? – тихо спросил он.
Он так усиленно меня игнорировал, что я забыла их спрятать.
– Я помогала по дому и вокруг фермы. Иногда и в поле, если нужна была Амосу.
Он взял мои руки в свои и, развернув их, посмотрел на мои покрасневшие ладони.
– Ты работала в поле?
Я кивнула.
– Но мне это в радость, Уилл. Я рада, что могу приносить пользу, жертвовать чем-то впервые в жизни.
Он медленно положил мои руки на стол. Я почувствовала себя обездоленной.
– Полагаю, это лучшее использование твоего времени.
Я залилась краской, вспоминая.
– Это был всего лишь поцелуй, чтобы заставить тебя ревновать.
Я сделала паузу, ощущая себя так, словно говорю о незнакомце.
Которым я, наверное, и была.
– Я знала, что Джонни ко мне чувствует и как легко это бы тебя ранило. Я была просто глупой девчонкой.
– Да, была.
Уилл никогда не отличался тактичностью.
– А ты тут же пошел на призывной пункт и записался в добровольцы. А потом уехал. И так и не дал мне шанса сказать, что я очень сожалела. Что любила тебя. –
Он поднялся, покачнувшись от усталости.
– Я устал, и с меня хватит сражений. Я просто хочу попасть домой. – Он потер ладонями лицо, словно пытался стереть последние несколько лет. – Пожалуйста, Джинни. Просто оставь меня в покое.
Я глубоко вздохнула, ощущая одновременно досаду и облегчение, и положила салфетку на стол. Уилл помог мне встать, потом проводил меня к моему спальному месту и, отрывисто пожелав мне спокойной ночи, ушел.
Я смотрела, как он удаляется по коридору, понимая теперь, насколько бесполезны будут мои слова. Он выжил на войне, и теперь для нас обоих этого было достаточно. Он скоро увидит изменения и поймет, что старая жизнь осталась в прошлом.
Лежа на своем спальном месте и прислушиваясь к тихому дыханию двух других женщин в купе, я смотрела, как за окном между деревьями мелькает луна, и думала обо всем том, что я потеряла и что получила от этих потерь.
Душный воздух раннего миссисипского утра окутал нас, как только мы сошли с поезда на вокзале в Индианоле. Уилл телеграфировал своей семье, сообщая, на каком поезде мы прибудем, чтобы нас могли встретить на станции. Вся перепачканная и уставшая от дороги, я ощущала качку, даже стоя на платформе в ожидании, когда Уилл поднимет наш багаж.