Все так же, не открывая глаз, она вытащила из кармана пальто два паспорта. Бумага и чернила, и ничего больше, подумала она. Сделанные от руки записи и фотографии, связанные вместе. Они оба сгорят, если их бросить в огонь. Они оба сгниют, если оставить их под летним проливным дождем. Природе было все равно. Тут или там. Две женщины. Два имени. В руках мистера Круппера эти паспорта будут равнозначны. С тем же успехом они могли быть одинаковыми.
Она открыла глаза. Ката Каттер. Она разорвала паспорт на четыре части и вышвырнула обрывки в открытое окно. Разорванные странички разлетались по ветру, словно от выстрела. Она не смотрела, куда они падали, она просто закрыла окно и опустила свою новую жизнь обратно в карман.
Только тогда, умиротворенная и уверенная в том, что это лишь самое начало, она увидела на скамейке забытую мистером Круппером фетровую шляпу.
Она подняла головной убор. Элегантные фетровые поля были мягкими, словно бархат, но менее гибкими. Она скучала по предметам роскоши вроде этой прекрасной мужской шляпы без воинских знаков отличия. Что-то всколыхнулось внутри нее, но она подавила это чувство, не желая пятнать его порядочное имя малейшей, даже самой невинной страстностью. Мистер Круппер был с ней джентльменом и другом, хотя имел все основания проявить себя иначе. Она постарается подняться до его уровня. Она поклялась сделать так, чтобы Хейзел гордилась ею, и прожить свою жизнь, стремясь быть достойной ее. Она будет любить детей своей кузины так же, как, она надеялась, будут любить ее собственных и всех детей «Лебенсборна» – не за плоть и кровь, а всяких: неполноценных и здоровых.
Она вышла из купе и двинулась по узкому коридору вагона, а затем через весь поезд – к вагону номер три в начале состава. Штора была поднята. Внутри сидел мистер Круппер, повернув лицо к солнцу. Возле него стоял небольшой серебряный поднос с открытой бутылкой колы, у горлышка которой шипели пузырьки.
Она постучала. Он повернулся на звук.
– Войдите.
– Мистер Круппер, ich…[51]
– Хейзел, – поприветствовал он.
С его американским акцентом ее имя и вправду звучало лирично.
– Вы забыли свою шляпу.
Она протянула ее, а он выставил руку именно туда, где была ее.
– Полагаю, забыл. Вы так добры. Я в долгу перед вами.
– В долгу? Nein, нет. Я была рада помочь вам.
Она прочистила горло и повернулась, чтобы выйти.
– Хейзел, – снова проговорил он. – Моя мама в детстве читала мне сказки die Brüder Grimm[52]
.Они ей были знакомы. Гитлер пропагандировал сказки братьев Гримм как часть утвержденного литературного канона. Йозеф Геббельс объявил эти истории превосходным средством назидания. В программе «Лебенсборн» дети читали их вечером перед сном, в тихий час и во время, предназначенное для игр.
– Моя любимая была «Ветка орешника[53]
», – сказал мистер Круппер.Да, она ее знала, хоть и не так хорошо, как другие. Эту сказку обычно пропускали из-за ее краткости и использования в ней образа младенца-Христа, что у партии не приветствовалось. Иисус в сердцах многих был соперником Гитлера. Она не удивилась, что мистер Круппер сделал выбор в пользу этой сказки, учитывая его протестантскую веру.
– «На земляничной полянке зеленая ветка орешника защитила Деву Марию от смертельного укуса змея. “Как нынче орешник послужил мне защитой, так пусть и на будущее время другим служит”», – продекламировал он. – Это не только история о жизни и об истинном смысле, но это еще и напоминание. Зло может расползтись по земле, но волшебных ветвей больше, чем змей.
Осторожно, двумя руками, он плотно натянул шляпу на голову.
– Спасибо вам.
Он кивнул.
– Я совершенно уверен, что наши пути еще пересекутся, мисс Хейзел Шмидт.
Она не понимала, как это может произойти, но она в это верила.
Я бесконечно благодарна своим читателям! Из городов по всему миру, от Амстердама до Санта-Круса, вы поддержали «Дочь пекаря». Аудитория на каждой книжной ярмарке умоляла писать еще. Я была глубоко польщена и настолько растрогалась, что взяла ручку и отважилась вернуться к этим героям и их миру.
В особенности я благодарна детям «Лебенсборн», которые нашли смелость, чтобы поделиться своими историями. Несмотря на то, что Хейзел и Ката – вымышленные персонажи, меня вдохновили на их создание реальные факты и волнительная правдивость отважных жизнеописаний этих мужчин и женщин. И пусть стыд и страх истории не заставит нас замолчать. Каждая история жизни достойна и почетна в силу великого замысла Божьего.