Место встреч и расставаний

Естественно, Марджори этого не сделала. Она лишь посмотрела на часы – теперь оставалось полчаса! – и вытащила пудреницу, чтобы припудрить нос. Она обратила внимание, что одна или две пары не покинули «Комнату поцелуев» вместе с остальными людьми, а вместо этого направились к тому лифту, быстро переговорили с диспетчером, тот задал каждому из них вопрос, который Марджори не расслышала, и кабинка лифта повезла их в какое-то загадочное место.

Она гадала, куда вел этот лифт. Но, начав размышлять, она нахмурилась, а это не годилось; она захлопнула пудреницу и продолжила мерить шагами «Комнату». Марджори была настолько переполнена энергией, настолько нервной и в то же время взволнованной; и ей нужно было от всего этого избавиться до того, как прибудет мистер Холмс. Кинозвезды не мерили шагами комнаты.

Мистер Карсон – после выпуска он настоял, чтобы Марджори называла его Дагом, – был единственным, кто учил ее движению. Спокойствию, грациозности, непринужденности; тому, как заставить зрителя тянуться к тебе, а не наоборот. И Марджори была благодарна; она уже отрепетировала свою речь на первое получение премии Американской киноакадемии, в которой она поблагодарила бы своего педагога по актерскому мастерству в старших классах за «все, чему он научил меня в Нарберте, Пенсильвания, в городе, который останется навсегда в моем сердце».

Мистер Карсон появился в середине одиннадцатого класса после того, как предыдущего педагога по актерскому мастерству, мистера Бланшара, призвали в армию. Конечно же, все ожидали какого-нибудь старого трясущегося преподавателя, которого вызвали с пенсии; шла война, и таких в школе было полно. Но мистер Карсон оказался не старым и не трясущимся; он был молод, очень молод, несмотря на свою залысину – единственный физический изъян, который Марджори и все ее подружки, околачивающиеся за кулисами во время обеда, мечтательно читая сцены из пьесы, могли отыскать.

Нет, новому педагогу по актерскому мастерству (точнее, учителю английского, который после школы вел драматический кружок) было около тридцати – на пике физической формы с грацией танцора, хоть и с конституцией атлета. Он даже очки не носил. У него не было ни заячьей губы, ни хромоты, ни «ленивого глаза»[56], ни ужасных зубов, ни какого-либо другого дефекта, который определил бы его как негодного к воинской службе. Он был просто идеален, и молод, и мужчина, и без военной формы и, следовательно, был настолько экзотичным и редким, что походил на ценный экспонат в зоопарке. Даже спортсмены – тупые Блуто[57], которые обычно входили в аудиторию, только чтобы получить в конце года свои оценки, – были им заинтригованы.

«Я слышала, он родственник Рузвельта. Поэтому он и не служит».

«Я слышала, что у него проблемы с сердцем. Ревматизм или что-то вроде. Наверное, к середине года он отбросит копыта».

«Я слышала, он скрывается. Сбежал с призывной комиссии. К понедельнику его уже тут не будет».

– Нет, дорогие мои, ничего подобного, – нашептала как-то Марджори и ее подружкам мисс Тёрнберри, библиотекарь.

Мисс Тёрнберри заполняла заявку на новый сценарий в Театральную гильдию, хоть она и напоминала всем, что библиотека школы Лауэр Мерион вряд ли отправит ее. «Школьный совет сформировал бюджет, как вы знаете. Вот только заказать для вас пьесу, девочки, мы не сможем». При этом она сочувственно улыбалась, ее серые слезящиеся глаза доброжелательно поблескивали. Мисс Тёрнберри не была старой – мама Марджори предполагала, что ей около тридцати двух лет. Но мисс Тёрнберри все так же оставалась «мисс», а не «миссис», и у нее даже не было в качестве оправдания никакой трагичной истории любви в военное время. И она не обручалась, чтобы потом ее жених погиб от пули или торпеды. Она категорично оставалась мисс Тёрнберри, неизменной и нелюбимой, с самого первого дня ее работы в качестве библиотекаря, задолго до войны. То есть нелюбимой в общепринятом смысле – мужчинами. Но ее очень сильно любили серьезные юные девушки, проводившие все свое время в библиотеке или в аудитории, – лелеющие свои взрослые мечты, не гоняющиеся за мальчиками, за влюбленностями и популярностью, хотя бы потому, что они были уверены, что все это придет позже, в свое время. Когда взрослые мечты воплотятся, и уже не будет риска превратиться в очередную мисс Тёрнберри.

Однажды, в 1944 году, когда девочки окружили стол мисс Тёрнберри, Марджори спросила:

– Так в чем же дело? Почему мистер Карсон не в армии?

Драматический кружок – первый драматический кружок под руководством мистера Карсона – вот-вот должен был начаться. Они готовились к прослушиванию для зимней пьесы «Дульси»[58]. В обычной ситуации Марджори, ученица одиннадцатого класса, не имела возможности заполучить главную роль, изначально исполненную другим ее идолом, Линн Фонтэнн[59]. Но с новым руководителем, который, по всей видимости, не испытывал слабости к системе раздачи главных ролей только ученикам выпускного класса, у нее шанс был.