Место встреч и расставаний

Мое сердце заколотилось, но я знала, что это не может быть Митч. Он бы открыл дверь ключом. Я прошла мимо флага в зале, расправила плечи и открыла дверь. Это был смотритель здания. Я совершенно забыла, что он собирался прийти в пять часов ремонтировать подтекающий кран в ванной. Это был большой мужчина восточно-европейского происхождения с мощной челюстью и огромными квадратными плечами. Ему не было еще и сорока, его глаза дерзко поблескивали. Митч его не любил.

Я пригласила его войти, и он направился в ванную, где все эти годы чинил подтекающие краны уже много раз.

Он окинул меня взглядом и втянул носом воздух.

– Ммм, как вкусно пахнет. Ваш муж счастливчик.

Я улыбнулась и, оставив его работать, пошла готовить. Смотритель что-то напевал в ванной. А я фантазировала, как бы было хорошо, если бы у меня был муж, которого я не боюсь, – беззаботный мужчина, который бы пел песни, ремонтируя подтекающие краны, и комплименты которого разжигали бы во мне огонь. А затем чувство вины заставило меня прогнать подобные грезы. Я достала тарелки и приборы и стала накрывать на стол. Когда я повернулась, чтобы идти на кухню за стаканами под воду, я столкнулась с Митчем.

Увидев его лицо, я отскочила назад, к обеденному столу. Вся его одежда была мятая. Вокруг глаз виднелись темные круги. От него несло спиртным.

– Все готово, миссис Миллер, – услышала я голос смотрителя, когда тот вышел в коридор. – Там ничего сложного. Готов поспорить, что ваш муж в следующий раз все без проблем починит и сам. Нет, не то чтобы я отказывался. О, привет.

Смотритель подошел к нам и протянул руку, и в этот момент увидел моего мужа. Митч уставился на руку, словно не знал, что с ней делать, его лицо вспыхнуло. Смотритель перевел взгляд с него на меня и обратно.

– Пожалуй, я пойду.

Должно быть, он понимал, что у меня неприятности, судя по жалости в его взгляде. Он замешкался у двери; у него был вид, словно он хочет что-то сказать, но я поспешила к нему мимо Митча.

– Да, спасибо вам большое.

Я чуть ли не вытолкнула его за порог и тут же закрыла дверь, пока меня не покинули остатки храбрости. Лучше бы я сбежала.

Митч не стал дожидаться меня у обеденного стола. Он пересек комнату и схватил меня за плечо, сжав его своей липкой рукой. Он прижался ртом к моему уху и стал цедить обвинения сквозь сжатые зубы. «Ты нарядилась и надушилась ради этого мужика? И сколько раз он сюда приходил, пока меня не было? Хвасталась готовкой, чтобы соблазнить его? Пока меня нет, потешаешься над тем, что я не очень хорошо справляюсь с домашними делами?»

Я отвергала все его обвинения и что-то невнятно кричала, упрашивая его отпустить мою руку. В моем сердце всколыхнулся ужас от того, что он мог причинить вред ребенку и убить меня, и я уже наполовину желала, чтобы он сделал это быстро и положил конец мучениям. Я вырвалась из его хватки и уже было решила, что он оставит меня в покое, когда он произнес:

– Это его ребенок?

Уже не имело значения, насколько это обвинение было абсурдным. В своем невменяемом от алкоголя состоянии, неверно восприняв ситуацию и не отойдя еще от утренней ссоры, он совершенно утратил здравый смысл.

Внезапно мне показалось, будто огромная волна толкнула меня сзади, и с ужасной силой меня бросило вперед на стену. Когда мой живот ударился о дверь нашей спальни, я почувствовала раздирающую боль. Одежду пропитала кровь и вода. Я упала на пол, прижимая руки к животу и с ужасом ощущая жуткое онемение. Я понимала, что мой ребенок уже может быть мертв. Когда Митч, весь в слезах, приблизился ко мне, я стала отбиваться от него кулаками. Он позволил мне колотить его, пока я снова не согнулась пополам от боли. Он побежал в спальню, завернул меня в покрывало, спустил меня вниз по лестнице и вывел на улицу, где стал звать такси.

Тимми родился той ночью на месяц раньше срока – маленький, но совершенный. Митч пришел ко мне после родов и сидел со мной всю ночь, моля о прощении, нашептывая мне на ухо обещания, прося меня донести на него, чтобы его посадили в тюрьму, и под конец рухнув на кровать – изможденный, трезвый и несчастный, каким не был никогда в жизни. На рассвете, когда первый луч света проник в комнату, я открыла глаза и увидела, как он молится, стоя на коленях. Он благодарил Бога за то, что тот сберег Тимми и меня, и клялся, что больше никогда в жизни не причинит нам боли.

И не причинил.

Я чувствую себя так, словно меня сейчас вырвет.

– Я сожалею о том, что случилось с вашей дочерью, – говорю я женщине.

Она берет мою вторую руку. Я смотрю в ее глаза и вижу, что теперь в них появился новый свет.

– Вы мой шанс, – говорит она. – Шанс загладить вину. Я рассказываю вам это потому, что знаю – даже через день уже может быть слишком поздно. Я не смогла помочь своей девочке, но я могу помочь вам. Вам нужно бежать от него.

– Это невозможно.

– Вы очень хорошо умеете убеждать себя, – говорит она. – Убеждать во лжи.