Место встреч и расставаний

Задолго до этого Вирджинию заинтриговали статьи о подвигах Амелии Эрхарт[69], но лишь до тех пор, пока не попалась очередная выдающаяся личность. И если уж на то пошло, то загадочное исчезновение этой женщины, как раз наоборот, заставляло задуматься, следовать ли ее примеру. Но в тот момент, услышав еще раз о том, как женщинам, чьи профессиональные навыки слишком значительны, надлежит себя вести и как глупо желать большего, Вирджиния почувствовала, как внутри нее вспыхнула искра жизни. Ее брата, хоть он и был на девять лет ее младше, многочисленные гости регулярных званых обедов у них дома уже видели в качестве будущего врача или руководителя. Вирджиния же, напротив, была сродни предметам искусства в манхэттенском доме ее родителей, которые коллекционировались, чтобы быть проданными с молотка. «Боже, какое милое личико. Какая замечательная осанка. Без сомнений, ей достанется чудесный муж!» Вирджиния улыбалась, до боли стискивая зубы. Она уже отказалась от мечты получить высшее инженерное образование, несмотря на свое увлечение устройством вещей, и согласилась на более практичную специализацию «Домоводство». Можно сказать, она обучалась на роль профессиональной жены, которой было суждено выйти замуж за мужчину, убежденного – как и парень в библиотеке, – что она появилась на свет, чтобы служить, а не руководить.

– Я записалась на курсы на следующий день, – сказала она Милли. – Конечно же, после того, как я подошла к этому фрукту и сказала, куда он может засунуть свою теорию. Это была не самая моя членораздельная речь, но ошарашенный вид этого парня с лихвой компенсировал этот недостаток.

При этих словах Милли одобрительно улыбнулась, и воцарилась уютная тишина. Так она и стояла, приятная, словно летний ветерок, пока Вирджиния не встрепенулась.

– Ну ладно. Пора заканчивать с болтовней.

Милли изогнула свою бровь, когда Вирджиния подобрала с пола еще несколько учебников и произнесла:

– Нам многое нужно сделать. Ну, с чего начнем?

– Следующая станция – Альянс!

От объявления проводника Вирджиния подпрыгнула на месте. Ее зрение обострилось, прогоняя остатки воспоминаний. Даже ритмичное покачивание поезда не ослабило ее беспокойства. Она вынула пудреницу и подправила макияж, стараясь скрыть темные круги под глазами.

За окном облака просеивали полуденные лучи, образуя комбинацию желтого и серого. Небольшие группы строений сменили сельский ландшафт. Она почувствовала, как колеса замедляют свой ход.

Стук-стук…

Стук-стук…

И снова ей было двенадцать. Она каталась на американских горках в Кони-Айленд. Ее вагонетка медленно вползла на крутой уклон, а ее внутренности скрутились в тугой узел. Однако рядом с ней сидела ее первая любовь – сорвиголова по имени Нил Лангтри, – и она припрятала свой страх, не подав виду. Так же как и сейчас.

Она достала свою дорожную сумку с верхнего стеллажа.

Стук-стук…

Стук… стук…

Локомотив остановился и издал тяжелый вздох, словно сдерживал дыхание с самого Нью-Йорка. Когда Вирджиния сошла с поезда, мимо в спешке проскочил мальчишка в слишком маленьком для него комбинезончике.

– Тетушка!

Он обвил руки вокруг шеи женщины из следующего вагона. Ее шапка и накидка выдавали в ней члена Службы медицинских сестер сухопутных войск. Трое взрослых людей подошли к ней и осыпали ее восторженными словами; на их лицах ярко светилась гордость за ее воинскую службу.

Эта картина терзала Вирджинию, но не из-за зависти, как когда-то в прошлом, когда она жаждала таких же почестей, – дифирамбы для нее теперь значили мало. Сейчас она чувствовала обиду за тех, чья жертва так никогда и не получит заслуженных наград. Ни флагов. Ни парадов. Ни имени, выгравированного на мемориальной доске.

Припрятав эту мысль поглубже, Вирджиния продолжила свою миссию. Следуя указаниям билетного кассира, она выяснила номер автобуса, который довезет ее до Довера.

Не дав возможности обдумать все еще раз, к ней тут же, скрипя тормозами, подкатил автобус. Она забралась в салон, оплатила проезд и практически рухнула на сиденье. Громыхая, автобус двинулся вперед. Салон был наполовину пуст, окна – широко открыты, но в тяжелом и жарком, словно шуба, воздухе стояла влага.

Вирджиния сбросила с себя свитер и убрала его в багаж. По спине стекал пот.

Они ехали почти час, пассажиры входили и выходили. Веки Вирджинии наливались тяжестью. Очередной стальной визг возвестил о том, что сейчас будет ее остановка. У нее оставались какие-то секунды, чтобы определиться. Если она останется, автобус отвезет ее обратно на вокзал. Легче легкого – она бы вскочила на поезд и вернулась в родительский дом. Она могла бы сохранять видимость нормальности, как Грета Гарбо, играющая по заказу кого угодно. Марионетка, управляемая единственной нитью.

«Она все еще сама не своя», – услышала она шепот матери всего неделю назад. Эта фраза, произнесенная раздраженным и беспомощным голосом, проскользнула поздно вечером под дверью из коридора возле комнаты Вирджинии.