Место встреч и расставаний

Я открыла пакет с крендельками. Я и не осознавала, насколько сильно проголодалась. Крендельки почти закончились, когда я увидела девочку в желтом платье. Оно было таким же желтым, как и мой любимый кардиган, и этот цвет погрузил меня в воспоминания о ферме. Носильщик в красной шапочке задел девочку, она оступилась и уронила свой чемодан. Он распахнулся, и девочка, густо покраснев, наклонилась, чтобы собрать свои вещи. Мне ее стало жаль. Я бы от стыда сгорела, если бы уронила наш чемодан и все наши пожитки вывалились бы на всеобщее обозрение. Она была старше меня, но все равно юной. Девочка носила шляпу с венком и походила на деревенскую, хотя я и не понимала, из-за чего я так решила. Может, из-за ее волос, которые напомнили мне о полях с созревшим ячменем, а может, из-за растерянности в ее глазах. Словно она, как и я, знала, что значит быть далеко от дома. Я стряхнула крошки с пальто, поправила на голове свой лучший выходной берет и направилась в ее сторону. Сделав несколько шагов, я увидела стоявшего под часами авиатора в военной форме. Мне не нужно было сверяться с фотокарточкой, которую мне дала миссис Льюис. Это был Джимми. Я не знала, идти ли к нему или бежать обратно – за мамой. К тому времени девочке принялся помогать все тот же носильщик. Я побежала в залы ожидания.

– Он здесь! – закричала я, увидев маму. – Джимми здесь!

Миссис Льюис вскочила, пошатываясь, словно у нее был жар и она того и гляди упадет в обморок.

– Я не могу идти. Я не хочу его видеть.

– Конечно хочешь, – сказала мама. – Он ждет.

– Я не могу.

– Ты ждешь ребенка… – начала мама. – Он твой муж…

Миссис Льюис расплакалась. Она принялась бормотать что-то про малышей, и отцов, и о вечере, когда она пошла танцевать, потому что ей было одиноко сразу после того, как Джимми откомандировали за границу. Я не знала, зачем она все это говорила. Джимми был здесь, он ждал ее. Мама спросила, любит ли миссис Льюис Джимми, и та ответила, что она проделала весь этот путь через полмира ради него и сделала бы это еще раз, если бы потребовалось.

– Ну так и иди к нему, – настойчиво проговорила мама.

– Поторопитесь! – залпом выпалила я, схватив ее за руку. – Он ждет вас с куклой Микки-Мауса и букетом цветов.

– Цветов?

– Розы, – тут же ответила я. – Желтые.

– Иди к нему, – снова сказала мама.

Миссис Льюис вытерла глаза и сказала, что сначала ей нужно привести себя в порядок. Она освежила помаду, тушь и припудрила нос. Затем пошла туда, где в ожидании стоял Джимми. Миссис Льюис увидела Джимми, и на ее лице расцвела улыбка. Я знала, что она забыла все, что было до этого. Нас, свой дом в уничтоженном бомбами Лондоне. Мы все уже исчезли в прошлом. Она всплакнула, когда Джимми наклонился поцеловать ее в губы. Ее рыжие волосы неряшливо разметались перед лицом, и он пальцами нежно убрал их. В этот момент я поняла, что она вовсе не невзрачная. Стоя рядом с Джимми, миссис Льюис выглядела неожиданно красивой.

– Мне было шестнадцать, когда у нас появилась ты, – сказала мама. Мы стояли и смотрели в том направлении, где исчезли Льюисы, словно все еще могли видеть, как они уходят. – Я сама еще была ребенком. Мы с твоим папой наслаждались жизнью. Устраивали пикники, катались на коньках, купались в озере. Мы изъездили на велосипедах все графство. На танцах в деревне люди любили смотреть на нас. Твой папа хотел бы, чтобы мы снова были счастливы. Когда Джек придет, все образуется, вот увидишь.

– Я хочу домой, – сказала я маме.

Но я знала: тому, что я хочу, уже не бывать. Я хотела к себе домой, каким он был до войны, когда папа стоял на спинах лошадей, а ферма была центром нашего мира.

– Мы не можем вернуться обратно, – вздохнула мама и отвернулась.

Я знала, что она думает о папе. О том, что произошло, и о том, как мы его потеряли.

Однажды зимой мы катались на коньках на озере. Там был Кларки. Он и папа катались по краю озера. Мы с мамой делали небольшие круги, держась за руки. Лед украшали разнообразные рисунки – вихрь листьев и перьев распускался под нашими ногами. Мама называла это зимним волшебством. Мы услышали крик. На дальнем берегу Кларки провалился под лед. Там было мелководье. Вода становилась глубокой и черной только в центре озера. Он стоял, по колено в воде, ругаясь на чем свет стоит. Папа вытянул его, и, подходя к нам, они уже смеялись.

Мама настояла на том, чтобы мы шли домой, пока Кларки не простудился. Было уже темно. Кларки понял, что обронил свою шапку. Папа пошел за ней. Кларки сказал ему, что не стоит беспокоиться. Шапка была старой и поношенной. Папа засмеялся. Поношенная она или нет, но он хотел ее найти. В его устах это прозвучало как приключение. Шалость. Вызов. Он изящно покатился прямо через озеро, мой бесстрашный папа, – красивая черная фигура на фоне бирюзового неба. Он покатился там, где вода была глубокая, а лед – слишком тонкий.

Мама потерла лоб, словно она тоже вспоминала.

– Заканчивать что-то всегда болезненно, – проговорила она. – Но это позволяет нам начать что-то новое. – Она мягко добавила: – Все меняется.