Вагнер
: Забыть?.. Но как же я могу забыть о том, с чем совершенно согласен?.. Ваши рассуждения мне кажутся безупречными, как, впрочем, и все, что вы говорите… Страсть есть помраченье. Помраченье лишает нас разума. Отсутствие разума удаляет нас от Бога. Удаляясь от Бога, мы прямым путем отправляемся в Преисподнюю… Мне кажется, это неоспоримо.Фауст
(Вагнер
: В противоположном смысле?Фауст
: Да, друг мой, прямо в противоположном… Ты следишь?.. Страсть божественна. Она дает нам способность быть зорче. Зоркость ведет нас к совершенству. Постигая совершенное, мы сами становимся совершенны. Совершенство приближает к Богу. Присутствие Божества нас самих делает божественными и достойными Рая… Ну? Что ты скажешь теперь?Вагнер
: Я восхищен…Точнее – возмущен… Вернее – погружен в унынье и подавлен… Не знаю даже, что вам сказать на это. Когда возможно так легко переиначить то, что только что казалось столь незыблемым, не вызывающим сомнений, то чему же прикажите тогда верить? И как нам быть с Истиной, которая не терпит двусмысленности? Что, если кому-то захочется применить эти силлогизмы к философии или даже теологии – вы только подумайте, разве не должно это закончиться страшным скандалом?Фауст
(Вагнер
: Как?.. Разве мы не должны стоять на страже Истины, оберегая и защищая ее от посягательств врагов внешних и внутренних?Фауст
(Вагнер
: Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, сколь пагубной может быть эта страсть, доктор?.. В самом этом слове таится яд и напоминание о падении Адама, променявшем из-за своего любопытства Небеса на жалкий и грязный трактир, в котором нам приходится теперь жить.Фауст
: Слова, мой друг, слова. Попробуй-ка назвать все по-другому. Если назвать страсть любовью, то многое изменится, не правда ли?Вагнер
: Как можно называть одним и тем же словом и эту лихорадку, которая треплет тебя почем зря, и чувства, которые мы питаем к Божеству?.. Нет, доктор, тут вы меня не подловите. Однажды судьба тоже сыграла со мной эту отвратительную шутку и с тех пор, когда я вижу женщину, какой-то голос не перестает предупреждать меня об опасности, как будто я встретил не женщину, а бочонок с порохом, да еще с зажженным фитилем.Фауст
: А если бы Бог был женщиной, что бы тогда вы сказали, мой друг?Вагнер
: Я сказал бы, что иногда вы шутите весьма странно, доктор.Фауст
: Нет, в самом деле, Вагнер. Почему бы нет?.. Женщина – конечно, настоящая женщина – опрятна, аккуратна, в меру сообразительна, чистоплотна, изящна, жертвенна, трепетна, верна и все такое. Разве не скажем мы поэтому, глядя на нее, что она божественна? А раз так, то почему бы и Создателю не быть женщиной? Мне кажется, это гораздо более достоверно, чем если бы кто-нибудь решился доказать, что Бог – мужчина… (Вагнер
: Можете добавить сюда еще, что у нее к тому же довольно сносный голосок… Третьего дня я был у них в гостях и слышал в ее исполнении новые итальянские арии.Фауст
: Так ты знаком?Вагнер
: Я разве не сказал?..Фауст
: Так что ж мы тут стоим?.. Пошли!Вагнер
: Куда?Фауст
: Ты меня представишь.Вагнер
: Боже правый!.. Бедный Фауст… Неужто зашло так далеко?Фауст
: Пошли, пошли!.. Они сейчас уйдут!.. Поторопись же! (Вагнер
: Простите меня, но вы сегодня просто какой-то мавр, ей-богу! (Эпизод 2