Метафизика труб

- Ты говоришь так, потому что это твоя молодость. Ты идеализируешь.

- Для прекрасного одной молодости недостаточно. Если бы ты говорила о твоей молодости, это было бы убого.

- Да, потому что я бедная. До войны я была такой же.

- Раньше красота существовала для всех. Для бедных и для богатых.

- Что ты об этом знаешь?

- Сегодня красоты нет больше ни для кого. Ни для богатых, ни для бедных.

- Красоту не трудно найти.

- Это остатки. Они осуждены на исчезновение. Это упадок Японии.

- Я уже где-то слышала это.

- Я знаю, что ты думаешь. Даже если ты иного мнения, тебе есть о чем беспокоиться. Ты вовсе не так любима здесь, как ты думаешь. Ты очень наивна, если не видишь презрения, которое прячется за их улыбками. Это нормально. Люди твоего круга так привыкли, что с ними обращаются, как с собаками, что они этого даже не замечают. Я-то аристократка, я чувствую, когда меня не уважают.

- Тебя здесь уважают.

- Меня да. Я показала им, что меня нечего путать с тобой.

- И в результате я член семьи, а ты нет.

- Ты слишком глупа, если веришь в это.

- Дети меня обожают, особенно младшая.

- Это очевидно! В этом возрасте они еще щенки! Если ты даешь пищу щенкам, они тебя любят!

- Я люблю этих щенков.

- Если ты хочешь быть членом собачьей семьи, тем лучше для тебя. Но не удивляйся, если однажды, они будут обращаться с тобой, как с собакой.

- Что ты хочешь сказать?

- Я знаю, что. - Сказала Кашима-сан и поставила свой бокал с чаем на стол, словно положив конец дискуссии.

На следующий день Нишио-сан объявила моему отцу, что берет расчет.

- У меня слишком много работы, я устала. Мне нужно вернуться домой и заниматься близнецами. Моим дочерям только десять лет, они еще нуждаются во мне.

Моим родителям оставалось только согласиться.

Я повисла на шее у Нишио-сан:

- Не уходи! Прошу тебя!

Она заплакала, но не сменила решения. Я видела, как Кашима-сан улыбалась в углу.

Я побежала к родителям и рассказала то, что поняла из сцены, при которой я присутствовала тайком. Мой отец, разгневанный на Кашима-сан, пригласил Нишио-сан для разговора наедине. Я рыдала в материнских объятиях, конвульсивно повторяя:

- Нишио-сан должна остаться со мной! Нишио-сан должна остаться со мной!

Мама мягко объяснила мне, что в любом случае, однажды, я покину Нишио-сан.

- Твой отец не останется на посту в Японии вечно. Через год, два или три мы уедем. А Нишио-сан не поедет с нами. И тогда тебе придется с ней расстаться.

Вселенная обрушилась у меня под ногами. Я только что узнала столько мерзостей за раз, что не могла привыкнуть даже к одной из них. Кажется, моя мать не понимала, что только что объявила мне Апокалипсис.

Мне понадобилось время прежде, чем я произнесла хоть один звук.

- Мы не останемся здесь навсегда?

- Нет. Твой отец получит пост в другом месте.

- Где?

- Мы этого не знаем.

- Когда?

- Этого мы тоже не знаем.

- Нет. Я не уеду. Я не могу уехать.

- Ты больше не хочешь жить с нами?

- Хочу. Но вы тоже должны остаться.

- У нас нет на это права.

- Почему?

- Твой отец дипломат. Это его профессия.

- Ну и что?

- Он должен подчиняться Бельгии.

- Бельгия далеко. Она не сможет его наказать, если он не послушается.

Мать засмеялась. Я заплакала еще сильней.

- Это шутка, то, что ты мне сказала. Мы не уедем!

- Это не шутка. Однажды мы уедем.

- Я не хочу уезжать! Я должна жить здесь! Это моя страна! Это мой дом!

- Это не твоя страна!

- Это моя страна! Я умру, если уеду!

Я замотала головой, как сумасшедшая. Я была в море, почва ушла у меня из-под ног, я барахталась, искала опору, почвы не было нигде, я больше не нужна была миру.

- Нет, ты не умрешь.

На самом деле я уже умирала. Я только что узнала эту ужасную новость, которую каждый человек однажды узнает: то, что ты любишь, ты потеряешь. "То, что было тебе дано, будет у тебя отнято": именно так сформулировала я катастрофу, которая станет лейтмотивом моего детства, юношества и последующих перипетий. "То, что было тебе дано, будет у тебя отнято": вся твоя жизнь пройдет в траурном ритме. Траур по любимой стране, горе, цветам, дому, Нишио-сан и языку, на котором ты с ней говоришь. И это будет лишь первый траур в веренице, продолжительности которой ты не представляешь. Траур в полном смысле слова, потому что ты не обретешь ничего вновь, ничто не возвратится тебе: тебя попытаются одурачить, как Бог дурачит Иова "возвращая" ему другую жену, другой дом и других детей. Увы, ты не так глупа, чтобы быть простофилей.

- Что я сделала плохого? - рыдала я.

- Ничего. Это не из-за тебя. Просто так есть.

Если бы по крайней мере я что-то сделала. Если бы только эта жестокость была наказанием! Но нет. Это так, потому что так есть. Будь ты отвратительной или нет, это ничего не меняет. "То, что было тебе дано, будет у тебя отнято": таково правило.

В возрасте почти трех лет узнаешь, что однажды ты умрешь. Это не имеет никакого значения: это будет так нескоро, словно этого вовсе не существует. Только вот узнать в этом возрасте, что через год, два, три, ты будешь изгнана из сада, даже не ослушавшись главных правил, это знание самое жестокое и несправедливое, источник страданий и бесконечных тревог.