"То, что было тебе дано, будет у тебя отнято": и если бы ты только знала, что однажды они будут иметь наглость увезти тебя!
Я взвыла от безнадежности.
В этот момент появились мой отец и Нишио-сан. Она подбежала и взяла меня на руки.
- Успокойся, я остаюсь, я больше не уезжаю, я остаюсь с тобой, с этим покончено.
Если бы она сказала мне это на четверть часа раньше, я бы запрыгала от радости. Отныне же я знала, что это было всего лишь отсрочкой: драма разразится позже. Плохое утешение.
Перед лицом этого будущего ограбления, есть только два вида возможного поведения: или не привязываться к людям и вещам, дабы сделать разрыв менее болезненным, или, наоборот, любить как можно сильнее, выложиться полностью "поскольку у нас не будет много времени, чтобы быть вместе, я дам тебе за год столько любви, сколько я могла бы дать тебе за всю жизнь".
Таков был мой выбор: я заключила Нишио-сан в объятия и сжала ее тело так сильно, насколько мне позволяли мои несуществующие силы. Это не помешало мне еще надолго заплакать.
Кашима-сан прошла мимо и видела эту сцену: мое объятие и успокоенную и смягчившуюся Нишио-сан. Она поняла, если не мое шпионство, то, по крайней мере, ту не последнюю роль, которую я сыграла в этом деле.
Она сжала губы. Я увидела, как она кинула на меня взгляд полный ненависти.
Мой отец немного успокоил меня: наш отъезд из Японии планировался через два или три года. Два или три года для меня были равны целой жизни: страна, где я родилась, будет со мной еще целую вечность. Это было горьким утешением, как лекарства, которые смягчают боль, но не лечат болезнь. Я предложила отцу сменить профессию. Он ответил мне, что карьера канализационного рабочего не слишком привлекала его.
С этих пор я чувствовала себя торжественно. После обеда дня трагического открытия Нишио-сан отвела меня на детскую площадку. Там я провела час, исступленно прыгая по бортику песочницы, повторяя себе такие слова:
"Ты должна запомнить! Ты должна запомнить!"
"Поскольку ты не будешь жить в Японии вечно, поскольку ты будешь изгнана из сада, поскольку ты потеряешь Нишио-сан и гору, поскольку то, что было тебе дано, будет у тебя отнято, ты должна запомнить эти сокровища. Воспоминание имеет ту же власть, что и написанное: когда ты видишь слово "кот", написанное в книге, его вид отличается от соседского кота, который смотрел на тебя своими красивыми глазами. И, однако, видеть написанным это слово доставляет тебе удовольствие сродни присутствию настоящего кота, его золотистому взгляду, устремленному на тебя.
Память это то же самое. Твоя бабушка умерла, но воспоминание о ней делает ее живой. Если тебе удастся запечатлеть сокровища твоего рая в твоем мозгу, ты унесешь в своей голове если не их волшебную реальность, то, по крайней мере, их могущество.
Отныне в твоей жизни будут сплошные коронации. Моменты, достойные этого, будут облечены в мантию из горностая и коронованы в храме твоего черепа. Твои эмоции станут твоими династиями".
Наступил, наконец, день моего трехлетия. Это был первый день рождения, о котором я помню. Это событие показалось мне событием мирового масштаба. Утром я проснулась, воображая, что Шукугава должна быть в праздничном убранстве.
Я прыгнула в кровать моей сестры, еще спавшей, и растолкала ее:
- Я хочу, чтобы ты первая поздравила меня с днем рождения.
Мне казалось, что она почтет это за большую честь. Она пробурчала "с днем рождения" и отвернулась с недовольным видом.
Я покинула эту неблагодарную и спустилась в кухню. Нишио-сан была великолепна: она встала на колени перед ребенком-богом, которым была я, и поздравила меня с моим подвигом. Она была права: достигнуть возраста трех лет было доступно не всякому. Затем она распростерлась передо мной. Я почувствовала глубокое удовлетворение.
Я спросила ее, придут ли жители деревни приветствовать меня ко мне домой, или же это я должна прошествовать по улице, получая аплодисменты. Нишио-сан на мгновение затруднилась ответить:
- Сейчас лето. Люди уехали на каникулы. Иначе для тебя организовали бы целый фестиваль.
Я решила, что так было лучше. Это празднество меня без сомнения утомило бы. Для моего триумфа требовалась интимная обстановка. В тот момент, когда я получу своего плюшевого слона, этот день можно будет счесть самым удачным.
Родители объявили, что я получу свой подарок во время полдника. Хьюго и Андре сказали мне, что сегодня они не будут дразнить меня. Кашима-сан ничего мне не сказала.
Я провела последующие часы в нетерпеливых галлюцинациях. Этот слон будет самым грандиозным подарком, который мне когда-либо дарили в жизни. Я размышляла о длине его хобота и его весе, когда он окажется в моих руках.
Я назвала бы этого слона Слон: это было бы прекрасным именем для слона.
В четыре часа по полудню меня позвали. Я пришла к столу с биением сердца, достигающим 8 баллов по шкале Рихтера. Я не увидела никакого свертка. Должно быть его спрятали.
Формальности. Пирог. Три зажженные свечи, которые я задула, чтобы отделаться от этого. Песни.
- Где мой подарок? - спросила я, наконец.
Родители хитро улыбнулись.