Метафизика труб

Из этих слов Бог понимает только "белый": он знает, он видел это на молоке и стенах. Другие вокабулы для него темны: "шоколад" и особенно "Бельгия". Между тем, плитка около его рта.

- Это нужно есть, - говорит голос.

Есть: Богу это знакомо. Это вещь, которую он часто делает. Есть это бутылочка, пюре с кусочками мяса, раздавленный банан с тертым яблоком и апельсиновый сок.

Есть - это пахнет. Белая плитка имеет запах Богу неизвестный. Это пахнет лучше, чем мыло и помада. Богу одновременно и страшно и хочется попробовать. Он морщится от отвращения и пускает слюну от удовольствия.

Он смело подпрыгивает и хватает новинку зубами, жует ее, но это не требуется, она тает во рту, обволакивает дворец, рот полон им, - и происходит чудо.

Сладострастие ударяет ему в голову, раздирает его мозг и раздается голос, который никогда раньше не был слышен:

- Это я! Это я живу! Это я говорю! Я не "он", я - это я! Ты больше не должна говорить "он", говоря о себе, ты должна будешь говорить "я". И я твой лучший друг: это я дарю тебе удовольствие.

Тогда-то я и родилась, в возрасте двух с половиной лет, в феврале 1970 года, в горах Канзай, деревне Шукугава, на глазах моей бабушки по отцу, благодаря белому шоколаду.

Голос, который с тех пор не умолкал во мне, продолжал говорить у меня в голове:

- Это вкусно, это сладко, это маслянисто, я хочу этого еще!

Я снова откусила от плитки рыча.

- Удовольствие - это чудо, научившее меня, что я - это я. Я - источник удовольствия. Удовольствие - это я: каждый раз, когда будет удовольствие, значит буду и я. Нет удовольствия без меня, нет меня без удовольствия.

Плитка исчезала во мне глоток за глотком. Голос вопил во мне все громче:

- Да здравствую я! Я великолепна, как сладострастие, которое я ощущаю и которое я изобрела. Без меня этот шоколад - ничто. Но стоит его положить мне в рот, и он становится удовольствием. Он нуждается во мне.

Эта мысль переводилась звонкими отрыжками, все более и более воодушевленными. Я открывала огромные глаза, я качала ногами от удовольствия. Я чувствовала, что вещи запечатлевались в мягкой части моего мозга, которая хранила отпечатки всего.

Кусок за куском, шоколад вошел в меня. Я заметила, что на конце почившего лакомства была рука, и что в конце этой руки было тело, над которым возвышалось доброжелательное лицо. Голос во мне сказал:

- Я не знаю, кто ты, но поскольку ты принесла мне поесть, ты - кто-то хороший.

Две руки подняли мое тело из кровати, и я оказалась в чужих руках.

Мои ошеломленные родители увидели бабушку, несущую довольного и послушного ребенка.

- Представляю вам мою лучшую подругу, - с триумфом произнесла она.

Я милостиво позволила передавать себя с рук на руки. Мои отец и мать не могли дать себе отчета в этом превращении: они были счастливы и обижены. Они расспрашивали бабушку.

Та удержалась от разоблачения природы секретного оружия, к которому она прибегла. Она предпочла позволить витать над этим тайне. Ее заподозрили в колдовских чарах. Никто не мог предвидеть, что зверь запомнит изгнание злого духа.

Пчелы знают, что только мед дает личинкам вкус к жизни. Они бы не дали миру столько рьяных медоваров, если бы кормили их пюре с кусочками мяса. Моя мать имела свои теории насчет сахара, который считала причиной всех бед человечества. И однако именно "белому яду" (как она его называла) она была обязана своим ребенком с приемлемым отныне поведением.

Я понимаю себя. В возрасте двух лет, я вышла из оцепенения, чтобы открыть, что жизнь была долиной слез, где ели вареную морковь с ветчиной. У меня было чувство, что меня надули. Для чего стоило рождаться, если не для познания удовольствия? Взрослым доступна тысяча видов сладострастья, но ребенку только сладости могут открыть двери наслаждения.

Бабушка наполнила мне рот сахаром: внезапно, дикий зверь узнал, что все мучения были оправданы, что тело и мозг служили для ликования, а, стало быть, нечего было упрекать ни вселенную, ни себя самое за собственное существование. Удовольствие воспользовалось случаем, чтобы дать имя своему инструменту: его назвали Я, - и это имя за мной сохранилось.

С давних времен существует секта идиотов, которые противопоставляют чувственность и ум. Это порочный круг: они лишают себя сладострастия, чтобы восхвалять свои интеллектуальные способности, что в результате их обедняет. Они становятся все глупее, что укрепляет их в убежденности, что они блистают, потому что не изобрели еще ничего более глупого, чем считать себя умным.

Наслаждение внушает уважение и восхищение по отношению к тому, что сделало его возможным, удовольствие будит мозг и делает его виртуозным и глубоким. Магия этого так велика, что за неимением сладострастия, достаточно лишь одной мысли о нем. С момента существования этого понятия, личность спасена. Но триумфальная фригидность обрекает себя на чествование своего собственного небытия.