Читаем Метафизика взгляда. Этюды о скользящем и проникающем полностью

VIII. – Оргазменный принцип лежит, если присмотреться, в основе любого человеческого удовольствия: чего бы мы в жизни ни вожделели, мы никогда не продумываем объект нашего вожделения до конца, во всех его деталях, а, главное, в его неизбежных последствиях, – мы останавливаемся на воображаемом его апогее, который еще зачастую не существует на самом деле, но лишь в возможности, и вот мы желаемое выдаем за действительное, финал удовольствия плавает для нас как бы в сладостном тумане, он пустотен и неопределенен, но в этом-то и заключается его неодолимое притяжение, – если бы нам как дважды два показали всю подноготную нашего удовольствия, выставили бы наружу весь скрытый его механизм, а главное, обрисовали все его неизбежные последствия, то пропало бы, наверное, и само удовольствие: последнее держится именно на некоторой неопределенности, которую, инстинктивно догадываясь о ее гнилой подоплеке, мы демонстративно и с тем большим усердием именуем громким словцом «тайна»: вообще любую неопределенность мы склонны именовать тайной и тогда сладостно к ней стремиться, потому что никакого иного и более достойного стремления в жизни не существует, тайна – это все, она общий эквивалент любой религии, любого высокого искусства и даже любой настоящей философии, – корни всех трех феноменов теряются в неисследимом сумраке метафизической неопределенности: ничего нельзя до конца проверить, а тем более доказать.


IX. – Стремясь инстинктивно к полноте жизни, мужчина хочет испытать и мечту о женщине, и предвкушение знакомства с нею, и робкие начальные ухаживания, и первый интимный контакт, и роман или брак с нею, и рождение и воспитание детей, и тихую безоблачную гармонию, но также и взаимные измены, и роковые возбуждающие ссоры, и неизбежные семейные дрязги, и попеременную смену страстей и охлаждения, и развод, и новое схождение, и черт еще знает что, – и все это по возможности интенсивно и одновременно: казалось бы, немыслимая вещь… ничего подобного, не только мыслимая, но и вполне реальная! Его Величество Оргазм как раз и дарит мужчине – о женщине пока не берусь судить – чувственную квинтэссенцию всех упомянутых выше, как и равно оставшихся за строкой жизненных поворотов, определяющих парадигму отношений между полами, причем предельно интенсивно и одновременно, – так что если есть в Оргазме нечто такое, что притягивает к Нему неодолимо, помимо, разумеется, физического блаженства, то это вышеописанная Его способность на энергийном, невидимом и почти духовном уровне воспроизводить разного рода материальные и в первую очередь психические возможности.


X. – Да, тайна коренится в феномене начала, и во всяком начале присутствует волшебство, как гласит поговорка, а к волшебству у нас врожденное эротическое влечение, – однако по мере того, как начало заменяется серединой, а потом и концом, волшебство улетучивается, но никогда не исчезает вполне, потому что начало мы переносим и на середину, и на конец, так что состояние взрослости, например, это не только полдень жизни, но и начало ее новой, сознательной фазы, а смерть не только конец жизни, но и предощущение какого-то нового, загадочного начала, – когда же чувство начала полностью исчезает, человек не может больше жить и кончает с собой, хотя даже тогда, как показывают исследования, самоубийцы в девяноста случаев из ста хотят уничтожить свою жизнь, но не жизнь вообще, – вот Его Величество Оргазм и есть воплощение метафизического Начала как такового: и потому в нем столько субтильного волшебства и очарования, и потому сопротивляться ему практически невозможно.


XI. – Оргазм всегда однообразен и всегда неповторим и если принять Его однообразие и быть Ему за это благодарным, то из этого может выйти очень даже хорошая и долгая семейная жизнь, если же думать об упущенных возможностях, всегда предоставляемых Его Величеством, то так прямехонько и выйдешь к супружеской измене, – ведь Оргазм как некая математическая постоянная дает максимум наслаждения, и поэтому, осиливая в себе жадность жизни, можно смело закрыть глаза на тот крошечный икс, который путем замены партнера усиливает и, главное, разнообразит Оргазм, еще раз: учитывать икс значит постоянно оставаться в плену соблазна, а отвергнуть его значит гениально упростить уравнение жизни.


Перейти на страницу:

Все книги серии Тела мысли

Оптимистическая трагедия одиночества
Оптимистическая трагедия одиночества

Одиночество относится к числу проблем всегда актуальных, привлекающих не только внимание ученых и мыслителей, но и самый широкий круг людей. В монографии совершена попытка с помощью философского анализа переосмыслить проблему одиночества в терминах эстетики и онтологии. Философия одиночества – это по сути своей классическая философия свободного и ответственного индивида, стремящегося знать себя и не перекладывать вину за происходящее с ним на других людей, общество и бога. Философия одиночества призвана раскрыть драматическую сущность человеческого бытия, демонстрируя разные формы «индивидуальной» драматургии: способы осознания и разрешения противоречия между внешним и внутренним, «своим» и «другим». Представленную в настоящем исследовании концепцию одиночества можно определить как философско-антропологическую.Книга адресована не только специалистам в области философии, психологии и культурологии, но и всем мыслящим читателям, интересующимся «загадками» внутреннего мира и субъективности человека.В оформлении книги использованы рисунки Арины Снурницыной.

Ольга Юрьевна Порошенко

Культурология / Философия / Психология / Образование и наука
Последнее целование. Человек как традиция
Последнее целование. Человек как традиция

Захваченные Великой Технологической Революцией люди создают мир, несоразмерный собственной природе. Наступает эпоха трансмодерна. Смерть человека не состоялась, но он стал традицией. В философии это выражается в смене Абсолюта мышления: вместо Бытия – Ничто. В культуре – виртуализм, конструктивизм, отказ от природы и антропоморфного измерения реальности.Рассматриваются исторические этапы возникновения «Иного», когнитивная эрозия духовных ценностей и жизненного мира человека. Нерегулируемое развитие высоких (постчеловеческих) технологий ведет к экспансии информационно-коммуникативной среды, вытеснению гуманизма трансгуманизмом. Анализируются истоки и последствия «расчеловечивания человека»: ликвидация полов, клонирование, бессмертие.Против «деградации в новое», деконструкции, зомбизации и электронной эвтаназии Homo vitae sapience, в защиту его достоинства автор выступает с позиций консерватизма, традиционализма и Controlled development (управляемого развития).

Владимир Александрович Кутырев

Обществознание, социология
Метаморфозы. Новая история философии
Метаморфозы. Новая история философии

Это книга не о философах прошлого; это книга для философов будущего! Для её главных протагонистов – Джорджа Беркли (Глава 1), Мари Жана Антуана Николя де Карита маркиза Кондорсе и Томаса Роберта Мальтуса (Глава 2), Владимира Кутырёва (Глава з). «Для них», поскольку всё новое -это хорошо забытое старое, и мы можем и должны их «опрашивать» о том, что волнует нас сегодня.В координатах истории мысли, в рамках которой теперь следует рассматривать философию Владимира Александровича Кутырёва (1943-2022), нашего современника, которого не стало совсем недавно, он сам себя позиционировал себя как гётеанец, марксист и хайдеггерианец; в русской традиции – как последователь Константина Леонтьева и Алексея Лосева. Программа его мышления ориентировалась на археоавангард и антропоконсерватизм, «философию (для) людей», «философию с человеческим лицом». Он был настоящим философом и вообще человеком смелым, незаурядным и во всех смыслах выдающимся!Новая история философии не рассматривает «актуальное» и «забытое» по отдельности, но интересуется теми случаями, в которых они не просто пересекаются, но прямо совпадают – тем, что «актуально», поскольку оказалось «забыто», или «забыто», потому что «актуально». Это связано, в том числе, и с тем ощущением, которое есть сегодня у всех, кто хоть как-то связан с философией, – что философию еле-еле терпят. Но, как говорил Овидий, первый из авторов «Метаморфоз», «там, где нет опасности, наслаждение менее приятно».В этой книге история используется в первую очередь для освещения резонансных философских вопросов и конфликтов, связанных невидимыми нитями с настоящим в гораздо большей степени, чем мы склонны себе представлять сегодня.

Алексей Анатольевич Тарасов

Публицистика

Похожие книги