Метафизика взгляда. Этюды о скользящем и проникающем

V. – В Оргазме, помимо остроты и блаженства – тоже, кстати, своего рода противоположности, если присмотреться, – присутствует некий символический элемент колоссальной значимости: когда Цезарь со своей армией перешел Рубикон, римской демократии пришел конец и история, можно сказать, пошла по другому пути, – так в жизни любого из нас бывают моменты, когда нам предстоит принять важное, но рискованное решение, которое никто за нас принять не может, однако, раз приняв его, назад пути уже нет, и вот мы, точно увлекаемые посторонней силой, делаем головокружительный бросок, двойственное чувство вхождения в неведомый туннель и падения в бездну охватывает нас, сердце замирает, дыхание останавливается, в животе опускается, а субтильный и вместе любопытствующий ужас сливается в этот момент с сумасшедшим восторгом, – и ощущение чего-то великого, но и где-то может быть преступного, опьяняет сознание, главное же – перейдена невидимая граница и пути назад нет! мгновение, когда ток семени необратим, – самое впечатляющее в Оргазме.

VI. – Его Величество входит в нас вначале тонким и сладостно-болезненным томлением, разливающимся по всему телу, затопляющим всякую духовность и сопровождающимся легкими провалами под ложечкой, потом субтильным, пронзительным и тоже без остатка заполняющим все человеческое существо вожделением, наконец самим актом, апогеем сладострастия, всегда одинаковым и всегда кажущимся неповторимым, затем коротким блаженным опустошением, и после него уже гораздо более длительным состоянием некоторой опустошенности, в которое, в зависимости от отношения партнеров, могут вливаться и любовная нежность, благодарность, умиление и восхищение, как равным образом и разочарование, отрезвление, раздражение, равнодушие и даже скрытая ненависть, – действительно, Его Величество как никакой другой феномен сливает воедино психологически несовместимые эмоции: собственно, сопряжение любви, нежности, трогательной заботы и семейного инстинкта с одной стороны, и некоей игривой, воображаемой (хотя иногда самой буквальной и болезненной) жестокости, некоего субтильного унижения, некоего странного, почти метафизического безобразия (почему мы скрываем половой акт от других людей?), даже некоего внутреннего и чисто нравственного преступления (за лишение девственности, а то и просто за измену не однажды назначалась смертная казнь, не редки и убийства из мести со стороны родственников), – оно, это сопряжение, психически усиливает и разнообразит механизм сладострастия.

VII. – Во время соития мужчине кажется, что он владеет женщиной, как господин владеет рабом, тому способствует мужской образ полового акта, и как бы нежен, хрупок и добр ни был мужчина, все же он должен хотя бы на короткое время и хотя бы в чем-то показать себя властелином, – а то и с оттенком жестокости, а то и с желанием «помучить», а то и с нюансом «унизить» любимого партнера, и так далее и тому подобное, причем не столько ради себя, сколько ради любимой (а тем более нелюбимой) женщины, – чтобы доставить ей максимум наслаждения, а также чтобы внушить ей уважение к себе как к мужчине: ощущение мужской власти чрезвычайно важно для женщины, недаром женщины покидают слабых мужчин, а если и живут с ними, то лишь ради детей и имущества, как правило, без зазрения совести им изменяя, – но главный парадокс и изюминка Его Величества состоят в том, что, даже находясь полностью во власти мужчины, почти насилующего ее, женщина в свою очередь и едва ли не в большей мере демонстрирует встречную, пусть и скрытую власть над мужчиной: ибо в эти заветные минуты он весь принадлежит ей, сам того не замечая, а кроме того, спустя короткое время, он ведь все равно бессильно будет лежать рядом с нею, а она потенциально будет готова любить снова и снова, что и подытожил Фридрих Ницше (никогда сам по сути не знавший женщин) в своей крылатой фразе: «Мужчина счастлив: я хочу! женщина счастлива: он хочет».