Метафизика взгляда. Этюды о скользящем и проникающем

II. (Гений места). – Когда современные ирландцы наотрез отказываются прокладывать дорогу через холм, чтобы не потревожить проживающих там испокон веков кобольдов, или когда в иных индейских племенах до сих пор оставляют на ночь в пустынном месте бутылку виски для умершего человека, бывшего в миру горьким пьяницей, а теперь, в качестве новоиспеченного духа, не дающего покоя местным жителям, пока ему не предоставят возможность хотя бы понюхать любимый напиток, или когда в нынешнем Тибете при освящении очередного буддийского монастыря в какого-нибудь празднующего мирянина вселяется местный и древний демон, так что этот прежде вполне нормальный человек вдруг ложится на острый меч, стоит без обуви на раскаленных углях или ходит по стенам, как по земле, или когда, наконец, великий Одиссей проводит на острове волшебницы Калипсо семь лет, показавшиеся ему по времени семью днями, – то эти и еще многие и многие другие, им подобные, фантастические происшествия следует воспринимать как самые обыкновенные житейские истории.

Но обыкновенные только для данного и достаточно необыкновенного места.

А косвенным доказательством подобной столь же правдивой, сколь и отчаянной гипотезы – о прямых доказательствах здесь речи по понятным причинам быть не может – является универсальный опыт подавляющего большинства мужчин, имевших в продолжение жизни любовные связи с женщинами, жившими в разных городах, – и вот тогда, если спустя долгие годы, уже будучи женатым и даже счастливо женатым, такой мужчина оказывается по воле обстоятельств в месте, где жила и по сей день проживает женщина, с которой у него был запоминающийся роман, он начинает невольно думать о ней, он вспоминает то, что было между ними, он хочет просто увидеть ее или по крайней мере узнать, как она и что она… нет, он скорее всего не отважится постучать в двери ее дома, а быть может даже не посмеет набрать ее номер: все-таки далекий призрак собственной супруги, а также еще более отдаленный образ ее супруга или партнера – ведь не может быть так, чтобы она до сих пор была одна – удерживают его… но не дай бог, если они случайно повстречаются на улице! и не дай бог, если прежние чувства не умерли! тогда адюльтер, о котором оба бывших любовника и думать забыли, начинает вдруг материализоваться в них и между ними как самый настоящий дух или гений места.

И тогда уже не их только ноги понесут их точно в трансе в какой-нибудь дешевый отель поблизости, и не их одних голоса будут взволнованно и подавленно одновременно произносить какие-то бессмысленные фразы, не их только руки станут нервно срывать с тела рубашки и брюки, платья и нижнее белье, не их одних лица в положенный момент сведет известная блаженно-отвратительная судорога, – и уж конечно не их только совесть будет расхлебывать после расставания эту неожиданную, явившуюся как гром среди ясного неба, маленькую непоправимую двойную измену.

Потому что, друзья, есть все-таки они, эти непонятные современным людям духи места! и занимаются они, судя по всему, точно такими же до умопомрачения пустяковыми вещами, как и мы, люди! что делает их для нас еще более непонятными.

Иные из них, между прочим, специализируются на провокаторском возгорании любовного желания между мужчиной и женщиной, когда-то бывшими в интимной связи, но так и не связавшими воедино свои жизни: это происходит, когда бывшие любовники оказываются в (пространственной) сфере их влияния.

Любовь или любящая доброта?

I. — Как одно искусство помогает иногда понять другое искусство. – Каждый помнит заключительный хорал из знаменитой бетховенской Девятой симфонии, не знаю, как у вас, любезный читатель, но у меня это место, да и вся бетховенская вещица вызывают довольно смешанные чувства, перво-наперво: здесь нет той последней гениальности Баха или Моцарта, которая сама по себе и независимо от чего-либо не вызывает ни малейших сомнений, но нет здесь и той поверхностной приятности и обаяния, которые свойственны подавляющему большинству музыкальных классиков и вследствие которых роковой вопрос: а обязательно ли нужно слушать эту музыку? остается раз и навсегда открытым.

Девятая симфония действительно чрезвычайно серьезна и никого не оставляет равнодушным, но что-то там не то, и это трудноуловимое «что-то» я вполне осознал, лишь внимательно и в третий раз (!) просмотрев гениальный фильм «Заводной апельсин» Стэнли Кубрика, – и вот после того злополучного третьего просмотра я физически не могу слушать Девятую симфонию вполне самостоятельно и помимо восприятия ее главным героем фильма Алексом, то есть я стал слушать ее отчасти как бы ушами Алекса, – помните, когда он решил проучить возроптавших против него компаньонов и угрюмый Людвиг ван со стены подсказал ему гениальное решение: во время прогулки Алекс жестоко избил их палкой, а главного зачинщика, сбросив в воду, даже полоснул ножом по руке.