Метамодерн в музыке и вокруг нее

«Смерть смерти» автора произошла в эпоху четвертой промышленной революции: тотальный Интернет совершил революцию, обратную революции книгопечатания. Именно книгопечатание в свое время актуализировало в литературе фигуру автора; по Маклюэну, «в условиях преобладания рукописи роль авторства была неясной и неопределенной, подобно роли менестреля. Поэтому к самовыражению не проявлялось особого интереса. Книгопечатание же создало такое средство коммуникации, благодаря которому открылась возможность громко и дерзновенно высказываться перед всем миром ‹…›. Дерзновенность наборной литеры создала дерзновенность самовыражения»[119]. Быстрый Интернет – наоборот, сделал абсурдной саму идею авторства, что заметно уже в самой постановке юридической проблемы авторского права в Интернете, которая постоянно дискутируется и не имеет однозначного решения.

Таким образом, если философия постмодернизма констатировала смерть автора, то постмодернизм как художественное направление был, наоборот, последним, финальным расцветом идеи Автора, его «последним летом Клингзора». Метамодерн – большое поле по ту сторону авторства, пространство «нового фольклора», образованного устоявшимися формулами искусства прошлых эпох. Для Барта смерть автора – плата за рождение читателя, которому не было места там, где существовал миф об Авторе. Метамодерн перестает рефлексировать родовые муки автора и реципиента. Фигура автора – «писателя», «композитора», «художника» – окончательно лишается сакральности и даже уже само это лишение перестает быть поводом для высказывания. В обществе художников, которым стал мир эпохи Facebook и Instagram, человек воспроизводящий слился с человеком, воспринимающим так же, как в народном теле сливается человек поглощающий пищу и человек испражняющийся. Их разделение теперь не просто бессмысленно, оно – невозможно, фигура Автора и фигура Читателя сливаются в единое метамодерное осциллирующее тело.

кража и клептомания

Конец цитирования в искусстве метамодерна означает не конец цитирования вообще, а конец цитирования конкретных текстов, конец цитирования как события, конец интеллектуальной энигматичности, конец интеллектуальной «игры в бисер».

Герман Гессе различал три типа читателей: первый – читатель-потребитель, перерабатывающий развлекательную литературу и ничего не запоминающий, второй – читатель-интеллектуал, анализирующий и выстраивающий систему, третий – равно воспринимающий текст Илиады Гомера и меню в ресторане: ему равно интересно все, и за всеми феноменами он видит Текст. Метамодернист – это третий тип читателя. Ему всё внятно, и ничто не необходимо. Мир должен был завершиться книгой, и он ей завершился. Максима «мир как текст» в метамодерне означает нечто противоположное своему постмодернистскому значению – мир снова един и первоначален, в нем ничто не важно (наследие постмодерна), и именно поэтому – метамодернистский поворот всё имеет значение.

Основной функцией любого информационного сайта или соцсети является share (поделиться – англ.), и бесконечный репост составляет основу любой персональной страницы в соцсети: ты – то, чем ты делишься. То, что раньше было прерогативой художника, его интеллектуальным жестом, сегодня становится всеобщей практикой. Это в корне меняет структуру авторства – большая часть интернет-мемов (изображений, гифок, видео, языковых мемов) автора не имеют – а значит, и природу цитирования.

Искусство постмодернизма потому и было завязано на возбуждении от «кражи», что сама эта «кража» носила физический характер – ее нужно было реализовать на физическом носителе собственным ручным трудом: Лучано Берио переписывал Третью часть Второй симфонии Малера от руки – подобно тому как Пьеру Менару из рассказа Х.-Л. Борхеса пришлось не только заново сочинить, но и заново физически записать «нового» Дон-Кихота.

«Собственность-это кража», – девиз анархиста Пьера-Жозефа Прудона; кража – обратная сторона собственности, ее порождение. Нет собственности – нет и кражи: так крушение фигуры автора, переставшее переживаться как событие, привело к бессознательному эйфорическому цитированию всеми и всего.

Метамодерн также отменяет и самоплагиат: как Instagram-блогер, так и художник теперь может – и должен! – повторяться, чтобы вообще существовать. Тиражировать больше не зазорно, а традиционные для авторской эпохи упреки вроде «это вторично», «это уже было», «это мы уже видели» больше никого не могут ранить. Мы это уже видели? Отлично, хотим снова видеть и узнавать, хотим видеть еще.