Метамодерн в музыке и вокруг нее

Мелодия возвращается на новом витке бесконечной спирали. Она возвращается как большой ответ, как великое утешение. Но она – уже не та, что была. Утраченная и обретенная, она светит совсем другим светом. После всех эстетических и технических поворотов музыки XX века мы как будто не можем уже ее воспринимать всерьез, но она приходит – и мы уже не можем ее игнорировать.

Сергей Слонимский говорит и пишет о «мелодическом ренессансе», который воскресит мелодию в ее новой цветущей сложности[294]. Не менее важна, однако, ее – также цветущая – простота. В своем возвращении мелодия как бы минует свою позднеромантическую – роскошноэкстатическую – стадию: в ней нет ни патетики, ни огромных скачков на острые интервалы, ни захлебывающейся экзальтации. Она смещается как бы назад и вниз (конечно, и то и другое – относительно): назад в хронологическом плане – то есть к архаике и разным типам старинного, и в плане человеческого возраста – то есть в детство, вниз – в плане начинающей устаревать иерархии жанров музыки – то есть в музыку «легкую», «незначительную».

Новая мелодия – не только новое простое, но и – новое убогое, новое юродивое. Ей больше не нужно притворяться сложной – она притворяется простой, чтобы скрыть свою простоту. Она как будто бы рядится в банальность, но бездны здесь не за банальностью – а в ней самой.

«Возвращающаяся мелодия не служит никакой структурной функции. Она возвращается скорее как „воспоминание“, чем нечто продвигающее произведение вперед. Ситуации не развиваются, а повторяются с легкими изменениями. Между ожиданием и его реализацией – состояние покоя. Как во сне, разрешение не наступит, пока мы не проснемся – и вовсе не потому, что сон закончился»[295] – эти слова Мортон Фелдман сказал по поводу своей музыки, но их можно распространить на всю новую мелодику эпохи метамодерна.

Совершенно с разных сторон мелодия проявляется в музыке Йоханнеса Шёльхорна, Клауса Ланга, Лоуренса Крейга, Жерара Пессона; впрочем, можно определить ее общий модус: поставангардная хрупкость.

При этом мелодия до сих пор является своеобразным триггером для многих композиторов: «спрашивать о мелодии у композитора в наши дни – все равно что спрашивать о веревке в доме повешенного»[296] – пишет В. Мартынов в заметке Мелодия как террорист.

Возвращение мелодии знаменует возращение песни – потому что песня есть самая естественная для человека мелодия.

В мелодии – в отличие от гармонии, ритма, техники, саунда – есть нечто как бы данное изначально, приходящее – не сочиненное: это ощущается даже сегодня, в эпоху после смерти романтической идеи вдохновения и художника, записывающего пришедшее «свыше» на салфетке: «Красивая мелодия – это то, что нельзя сочинить. Это то, что приходит само или не приходит вообще»[297] – неожиданное для 2019 года композиторское «признание».

Звезда Меланхолия в фильме Триера осуществляет акт своей космогонической «любви» – столкновения с Землей – не просто под главный «любовный трек» западноевропейской музыки последних веков, но под бесконечную мелодию. Именно так Вагнер называл свой новый метод, а точнее вновь открытый способ музыкального бытия – мелодия прекрасна, а ее развертывание бесконечно.

уход от техники

С начала XX века – а музыкальный XX век начался в 1909 году, когда Арнольд Шёнберг впервые написал декларативно атональные[298] пьесы – все внимание композиторов сместилось в сторону композиторской техники. Композиторская техника в широком смысле отвечает на вопрос «как»: как соединять звуки, чтобы в них прочитывалась и общая система связей, и собственно «сообщение», то есть ряд происходящих событий.

Техника в музыке определяет не только собственно звуковой «материал» и способ его создания – физического производства изделия-опуса (что делать – шить, вязать, как именно вязать – крючком, спицами, вилках, из чего шить – из льна, хлопка, шифона), но и систему кодов, с помощью которого передается информация любого типа. Почти каждое знаковое музыкальное произведение или индивидуальный стиль композитора в том случае, когда он оставался устойчивым – с начала XX века представляет собой новый язык программирования.