Голос зажали в устах, и готовы напасть на заснувших
Наглухо сам Илиад592
. Одни лишь врата отомкнулаДочь Сатурна и их повернула бесшумно на петлях.
Только Венера одна услыхала движенье засова.
Створу закрыла б она, да только богам невозможно
Нимфы Авсонии, ток населяя ключа ледяного.
Их попросили помочь. Справедливой богининой просьбе
Нимфы не внять не могли. Потока подземные воды
Вывели тотчас из недр. Но ворота открытые Яна
Вот под обильный родник подложили они желтоватой
Серы и в жилах пустых дымящий битум запалили.
Силой обоих веществ проникает в глубины истоков
Пар. Дерзавшие в спор вступить с альпийскою стужей,
Возле обеих дверей огненосные брызги дымятся.
Вот вopoта, что не впрок для суровых доступны сабинов,
Новым ручьем преграждаются. В бой успевают собраться
Воины спавшие; их на сражение Ромул предводит.
Также телами своих; и с кровью свежею зятя
Тестя горячую кровь смешал тут меч нечестивый.
Все же они предпочли брань миром окончить и спора
Лучше мечом не решать, и стал содержанствовать Таций.
Равно законы давал, и Марс, свой шлем отлагая,
С речью такой обратился к отцу и бессмертных и смертных:
«Время, родитель, пришло, — поскольку на твердой основе
Римское дело стоит, от вождя одного не завися, —
Выполнить и, от земли унеся, поместить его в небе!
Ты мне когда-то сказал при соборе Бессмертных, — я это
Помню, в памяти я словеса сохраняю святые! —
Будет один: его вознесешь к лазурям небесным.
И Всемогущий кивнул и черными тучами небо
Скрыл, и от грома его и от молний был ужас во Граде.
Знаменье в этом признав, что дано ему сына похитить,
На колесницу взошел, опершись на копье, и кровавым
Неустрашимый Градив и, скоро спустясь по простору,
Остановил и сошел на лесистом холме Палатинском.
Перед народом своим отправлявшего суд государев
Он Илиада унес. В дуновеньях воздушных распалось
Обыкновенно свинец распадается в небе далёко.
Вид он прекрасный обрел, достойнейший трапез высоких, —
В новом он облике стал трабею носящим Квирином.
Видя, как, мужа лишась, Герсилия плачет, Юнона
К ней, одинокой, велит и такие слова передать ей:
«О латинского ты и сабинского племени слава,
Жен всех лучше жена! Достойная раньше такого
Мужа, супругой теперь достойная зваться Квирина,
Видеть, за мною иди, к той роще, одевшей Квиринов
Холм, которою храм царя затеняется римлян!»
Повиновалась и, вниз по радуге снидя на землю,
Эту, как велено, речь Герсилии молвит Ирида.
«Ты, о богиня! Твое неизвестно мне имя, однако
Вижу богиню в тебе! — о, веди, о, веди и супруга
Взору яви моему! Коль судьбы даруют один лишь
Раз мне увидеть его, примирюсь, что взят он на небо!»
Вместе на Ромулов холм. И вдруг перед ними на землю
С неба упала звезда. От света ее загоревшись,
С тою звездою взвились у Герсилии волосы в небо.
В руки, знакомые ей, там принял жену основатель
Горою стал величать, споклоняемой богу Квирину.
КНИГА ПЯТНАДЦАТАЯ
Но возникает вопрос, кто б мог столь великого груза
Бремя нести и такого царя унаследовать скипетр.
Первый в решеньях тогда — глас общий народа — назначил
Славного Нуму. Ему недостаточно было, однако,
Жаждал — начал искать о природе вещей наставлений.
Новой заботой влеком, родные он Курии бросил;
В город направился тот, Геркулеса когда-то принявший.
И на вопрос его, кто был греческих стен становитель
Жителей тамошних мест, старинные помнивший годы:
Есть преданье, что сын богатый Юпитера с моря
На иберийских конях к берегам Лакиния прибыл
Счастливо; стали бродить по мягким стада луговинам,
Кров и по долгим трудам вкушал там заслуженный отдых.
А уходя, предсказал: «Со временем будет построен
Город внуками здесь», — и были верны предсказанья.
Некогда в Аргосе жил рожденный Але́моном некто
Раз, наклонившись над ним, отягченным тяжелой дремотой,
Палиценосец сказал: «Оставь-ка родные пределы,
К дальнему Эзару путь держи, к каменистому устью!»
Если ж не внимает приказ, угрожал ему многим и страшным
Алемонид поднялся и с притихшей душой вспоминает
Сон, и борются в нем два разные долго решенья:
Бог велит уходить, а законы уйти запрещают, —