Метаморфозы

Вдруг появился страшный голод, нужно было, не теряя высоты, сделать разворот и найти место для посадки, иначе и не скажешь. Слегка наклоняя и поднимая руки, удалось повернуться. Я не анализировала свои движения, они были интуитивными, естественными, мозг только констатировал повышение температуры тела, изменение дыхания, покалывание по всей коже. Я уже не думала, как мне стать птицей, я ею уже была. Обоняние почти исчезло, зато обострилось зрение, еще я стала различать крики других птиц. Непременно нужно было найти пищу, как говорится, «не поешь – не полетишь». Выбрала пустынный уголок берега и, с трудом удерживая тело в горизонтальном положении, с третьей попытки удалось присесть на небольшой уступ. Кое-как передвигаясь на занемевших коротких ножках, стала внимательно оглядываться. Вся та гадость, которая в былой жизни вызывала у меня отвращение, теперь рождала живой интерес. Насекомые, грызуны, пресмыкающиеся – все, что двигалось и ползало, ловко хваталось цепкими пальцами и ртом. Солнце садилось, как шипящий раскаленный шар, прямо в воду, розовые блики качались на волнах, словно множество чешуйчатых рыбок, море вытягивало натруженные волны на берег, но ни эти красоты, ни шум волн уже не интересовали меня. Кое-как напитавшись, я искала укромное место для ночлега и, наконец, нашла его в небольшой расщелине среди камней и крымских сосен, что как альпинистки храбро карабкались по склонам. Это был не сон, скорее забытье, где я слышала то обрывки разговоров, человеческого смеха, то звук скребущегося жука и крики чаек. Завтра я буду вновь учиться летать, искать пропитание, слушать призывы своих сородичей.

Наутро я отметила, что тело мое покрылось легким пухом, а на руках появились жесткие бугорки, подобно росткам, пробивающимся сквозь асфальт, чтобы стать настоящими растениями. Через несколько дней я уже обзавелась красивыми перышками, руки больше стали походить на крылья птиц, и я могла уверенно взлетать и садиться на землю. Единственное, что доставляло немало хлопот, так это ежедневный уход за новым оперением. Железа, которая должна вырабатывать жир для смазки перьев еще окончательно не образовалась, и нужно было следить за тем, чтобы не намочить их. Еще я научилась выхватывать рыбу прямо из воды. Азарт рыбака во мне, видимо, был с рождения, и рыба мне нравилась гораздо больше, чем мыши или жуки.

Несколько раз ко мне подлетали крупные, с красивым разноцветным оперением, особи, кажется, самцы. Они вели себя довольно странно: пританцовывали, вытягивали шеи, издавали громкие, чередующиеся звуки. Мой голосовой аппарат так и не развился, но я и в другой жизни петь не умела, а в образе птицы тем более. Хотя, если честно, некоторые виды ужасно противно разговаривают. Очень быстро эти самцы отходили, понимая, что потомства от меня не дождаться, а баловством типа непродуктивного секса птицы не занимаются. И все-таки, в стаю меня приняли и даже оказывали помощь. Я наблюдала за ними изнутри и все больше понимала их. На охоту они летали стаей, у них были свои разведчики, охранники и вожаки. Какие-то вели оседлый образ жизни, а кто-то прилетал только на лето. Они селились и на каменистых склонах и на плоскогорьях, многие из них давно стали редкими. Круглый год на берегу моря можно встретить бакланов, чаек, нырков, пеганок. Особенно мне нравились бакланы, может, потому что они очень похожи на меня. Это большие, длиной до метра и весом до 3 кг птицы, с изогнутым клювом и черным хохолком, с белым полукольцом на голове. Непрестанно можно слышать их голос «коророро», «хорр», «ток-ток-ток-ток», а полет очень похож на мой, с частыми взмахами крыльев и коротким парением и только с разбега. У них тоже не развита копчиковая железа, поэтому приходиться подолгу сушить на солнце подмокшие крылья. Они производят впечатление очень достойных и порядочных животных, очень привержены своей родине, в семье не отлынивают от обязанностей по строительству гнезда и выкармливанию потомства. Рядом как раз поселился один из них и очень, кажется, благосклонно отнесся ко мне.

Я уже говорила, что море меня влекло всегда, еще в той, прошлой жизни мне нравилось погружаться в эту субстанцию, которая содержит кислород и водород, но не воздух, которая свободно протекает повсюду, и нет ее сильнее, хотя она может дробиться на мельчайшую пыль. В воде можно захлебнуться, она может убить, но без нее нет жизни. Мне нравилось жить у моря, две родные и близкие моей душе стихии давали мне и пищу, и отдых. Много раз наблюдала я, как скользят голые, бескрылые тела в толще воды, как виртуозно и быстро поворачивают они в разные стороны, то поднимаясь, то опускаясь.