Метаморфозы. Новая история философии

Неужели никакого МЕТА не осталось? Кроме Meta М. Цукерберга, китайской системы социального кредита или Web of Science со Scopus и т. д.? После октябрьской революции 1917 г. и появления Советского Союза в 1922 г. стали закладываться основы для появления неолиберализма, который стал господствующей в мире идеологией в 1970–80-е гг. и является таковой последние 50 лет. Его появление в значительной мере было реакцией на упомянутые события в нашей стране, в результате которых «новым Божеством», то есть мета-уровнем, или, на экономическом языке, «невидимой рукой» был объявлен Рынок (с большой буквы), а его «священнослужителями» – представители бюрократии. (Опять вспоминаем определение компьютера как «идеального бюрократа» у Г. Саймона.) Изначально эта идея возникла как попытка что-то противопоставить «книжным» истинам, к которым тогда причисляли марксизм. Противопоставить процессы самоорганизации, нечто бессознательное, спонтанное, в отличие от спланированной революции, якобы запрограммированной самим ходом истории, то есть противопоставить эволюцию революции. На первый план должен был выйти персональный, обыденный опыт каждого человека. Это вообще было свойственно тому времени. Речь идёт об уже упомянутой нами тяге к бессознательному и, соответственно, о З. Фрейде, о возврате к «почве», к Heimat (родине, дому) у М. Хайдеггера и о набиравшем в ту пору силу (из этого же идейно-исторического корня) фашизме. Не случайно же, что учителем главного идейного отца-вдохновителя неолиберализма, Фридриха фон Хайека, был Отмар Шпан, яркий представитель «австрофашизма». В нашей культуре необходимо назвать Ивана Ильина, который приветствовал приход А. Гитлера к власти и даже нападение нацисткой Германии на Советский Союз. Сегодня И.А. Ильин является любимым философом всех российских олигархов и прочих «рыночных фундаменталистов». То есть проблема с Рынком как мета-уровнем та же самая – под видом «мета» нам подсовывают нечто примитивное, сетевое общество, где твоё место определяется игрой конкуренции (эволюция – выживает сильнейший), то, с чем любое «мета» как раз призвано бороться, чему противостоять. Вот почему у нацистов было преклонение перед эволюцией. Для них это было Божество. И вот почему в рамках Нюрнбергского трибунала оказалось, что вроде как никто и не виноват, поскольку виновата система, точнее – сеть, круговая порука.

Сегодняшнее состояние людей и общества действительно напоминает «одичание» и жизнь внутри «хаоса» этой самой «дикости». Это состояние очень подробно описано пост-модернистами более полувека назад. И это абсолютно точно совпадает с тем, что мы уже описали выше. В «Состоянии постмодерна» (1979) Жана-Франсуа Лиотар делает вывод, что в контексте падения кейнсианства и «коммунистической альтернативы», а также в результате «расцвета техники и технологий», который сместил акцент с целей действия на его средства, великий нарратив (Meta-narrative) потерял свою достоверность. То есть речь идёт о том же самом отказе от Meta. В пользу всего стихийного или О мифического, магического, архаичного, примитивного, дословного, языческого. Впрочем, это всё синонимы… Вопрос, поставленный государством и даже высшими учебными заведениями, уже больше не «Правда ли это?», а «Можно ли это продать?» Так же и постмодернистская наука уже не ищет законы или порядки, теперь это исследование, нацеленное на производство нестабильности. Изнутри такая система, как её ни назови, будь то государство, образование, наука, бизнес, культура и так далее, не может быть ничем иным, кроме как хаосом. Для понимания нужен выход на Meta-уровень. Но его-то и запрещает постмодерн (неолиберализм). Наоборот, мы, люди, и наш социум, сами становимся Meta-уровнем для чего-то иного, что чаще всего сегодня принято именовать «искусственным интеллектом» или «точкой сингулярности».