Метаморфозы. Новая история философии

«И, я полагаю, не нужно долго размышлять, чтобы убедиться в том, что вся наука арифметики в своих основоположениях, действиях, правилах и теоремах занимается исключительно лишь искусственными знаками, именами и символами. Эти имена и символы являются универсальными потому, что они суть знаки. Имена относятся к вещам, символы – к именам, те и другие – к действиям. Имена немногочисленны и подчиняются определённой закономерности, а значит, и символы будут тем полезнее, чем они проще и чем удачнее эту закономерность выражают»[81].

Арифметика и алгебра (в отличие от геометрии) определяют «как», но они не демонстрируют «что». Они включают в себя только «правильное» и «неправильное» расположение воли, а не «истинное» или «ложное» понимание. Таким образом, арифметика и алгебра являются непосредственно понятийными, в то время как геометрия остается «идеациональной». Алгебра для Беркли была отраслью математики, которая имела дело не с идеями (как геометрия), но, скорее, это была наука об отношениях. Парадоксально, но действительно, этот шаг Беркли делает возможным ещё более высокий уровень абстракции в математике, чем до него.

Таким образом, огромное историческое значение Беркли заключается в его протесте против эссенциалистских объяснений в науке. Для Беркли физика может только описывать закономерности, но не находить истинные причины. Каким бы странным это ни казалось, признание материи имеет катастрофические последствия даже в математике, и только благодаря её опровержению можно было бы положить конец бесчисленным парадоксам, затруднениям и интеллектуальным страданиям, которые материя всегда причиняла математикам:

«Даже сама математика, если мы устраним абсолютное существование протяжённых вещей, становится гораздо яснее и легче; самые поразительные парадоксы и запутанные спекуляции в этой науке зависят от бесконечной делимости конечного протяжения, которое покоится на предположении»[82].

Известно, что самый первый признак, по которому чаще и проще всего можно заподозрить аутизм, это «коммуникативное расстройство», возникающее в возрасте около двух лет, то есть ровно тогда, когда развитие речи только начинает влиять на когнитивное и концептуальное развитие ребенка. Именно на этом критическом этапе развития речь ребёнка – в нормальных условиях – перестаёт быть просто «сигнальной» и становится «означающей функцией». До этого этапа использование слов является просто средством согласования первичной эвристики пространственного познания и эмоционального развития. При аутизме не существует «определения» слов, только компетентность в их использовании. Этот переход, между прочим, является как раз тем, что Л. Витгенштейн сделал в своем «Логико-философском трактате», а затем и в «Философских исследованиях». Таким образом, при аутизме, который часто и небезосновательно приписывают Витгенштейну, понимание отдельных слов может быть развито лучше, чем способность расшифровывать более сложные конструкции или концепции. Для аутистов использование слов в социальном контексте является наиболее трудным, и они склонны воспринимать вещи буквально. То есть они не идут дальше понятий, поскольку даже хорошо развитые лингвистические знания на уровне предложений не обязательно приводят у них к созданию связного текста. Не говоря уже о проблемах с логическим выводом. При аутизме также наблюдаются проблемы с Present Progressive – описанием того, что происходит прямо здесь и сейчас. Они часто меняют его на Present Perfect – настоящее прошедшее время. Плюс, для них не существует третьего лица настоящего времени.

Беркли показывает, что субстанции нет, поскольку мир находится в процессе делания и зависит от субъекта. Но для того чтобы стать субъектом необходимо в своём мышлении перейти от «субстанции» к «функции», оторваться от вещей. И даже Бог – это ты сам, только в другой модальности. Собственно, на это и указывает нам наш язык: Бог уже сделал то, что я делаю. Всё уже произошло. He’s already done what I am doing. Та же самая идея, как нам представляется, содержится у Мартина Бубера в его модели диалога «Я и ты», которая построена вокруг этики общения с другими, а не использования других или «итификации» других, превращающей их в объекты[83]: