Метаморфозы. Путешествие хирурга по самым прекрасным и ужасным изменениям человеческого тела

Мозг необъятней Неба,

Двоих их если взять;
Он с легкостью вместит в себя
И Небо и Тебя.

Эмили Дикинсон[35]

На антарктической исследовательской станции, где я работал врачом на протяжении года, практически четыре месяца не было солнца, пока зимой континент находился в тени. Однако темно было не всегда: небо постоянно менялось, и в нем было много такого, что стоило увидеть[36]. На базе Галлей я привык смотреть вверх и видеть колесо звезд и планет, падения метеоров и медленное движение спутников. Лед обычно был залит лунным светом, и на этой широте каждую неделю, а иногда и каждый день, было северное сияние, придававшее небу глубину и потрясающую яркость. Однажды в середине зимы, спустя почти два месяца темноты, мы добавили еще один источник света – костер. Мы свалили в кучу деревянные ящики и подожгли их.

Греться у костра, разведенного на льду, – интересный опыт. Под нами был шельфовый ледник толщиной в несколько сотен метров, зафиксированный у береговой линии; он сформировался из снега, выпадавшего в Антарктике на протяжении тысячелетий, а затем медленно поплыл по морю Уэддела. Пока костер разгорался, плотно притоптанный снег таял и постепенно исчезал; языки пламени опускали костровую чашу все глубже в лед. К югу от базы виднелись контуры континента, чьи огромные габариты распростерлись под звездами и северным сиянием, как будто в поклоне. В ту ночь в середине зимы мы сидели к нему спиной, держа бутылки с пивом у костра, чтобы не дать им заледенеть. В течение нескольких часов мы купались в тепле и свете, пытаясь не думать о том, как чуждо нам новое окружение и как далеко мы сейчас от своих близких.

Для некоторых зима была особенно тяжелой. Сон стал беспокойным и не способствовал восстановлению сил: как homo sapiens мы лучше всего адаптируемся к ритму тропиков, в то время как недостаток солнечного света на протяжении нескольких месяцев сбивает наши биологические часы. Некоторые из моих товарищей испытали фри-раннинг[37]: это происходит, когда внутренние ритмы тела перестают ориентироваться на 24-часовые сутки и перестраиваются на более короткий или длинный временной промежуток. Фри-раннинг может привести к чувству замешательства и изнуряющему ощущению постоянного джетлага, поскольку тело пытается подстроить свои ритмы под промежуток либо короче, либо длиннее 24 часов.

Внутренние ритмы тела называются «циркадными» (от латинского «около дня»). Они характеризуются выработкой мелатонина из шишковидной железы мозга в ночное время. Только когда мы находимся в умеренном или тропическом климате, ритмы шишковидной железы подстраиваются под чередующиеся потемнение и посветление неба. Лишенная солнечного света во время полярной ночи шишковидная железа природных «жаворонков» перестраивается на более короткий внутренний «день», состоящий всего лишь из 22–23 часов, в то время как «совы» перестраиваются на «день», состоящий из 25–26 часов[38]. Просыпаться или пытаться засыпать согласно циркадным ритмам, которые не совпадают с 24-часовыми сутками, – значит выбиться из ритма жизни базы. Однако если спать, когда хочется, распорядок базы будет нарушен, как и гармония внутри ее немногочисленного населения: в течение 10 месяцев, пока база была изолирована, нас было всего 14. Моя роль как врача заключалась в том, чтобы следить за здоровьем всех, кто жил на базе. Но я также стремился выяснить, поможет ли дополнительное искусственное освещение наладить биологические часы каждого из нас, если в зимнее время чередовать белый свет с синим.

Свет – это лучший способ обрести чувство времени.

Циркадные ритмы влияют не только на сон и бодрствование: они регулируют температуру тела, кровяное давление и различные аспекты нашего тела, начиная с биохимического уровня и заканчивая психологическим.

Кроме света, хорошими способами обрести чувство времени являются зарядка после пробуждения и прием пищи в одно и то же время (печень имеет свои часы, настроенные согласно времени приема пищи, подобно часам мозга, настроенным согласно циклам сна). Шишковидная железа получает знания о временах года и внешнем освещении через ганглиозные клетки, которые образуются в запутанном плетении сетчатки, а затем направляются в древнюю часть мозга под названием «супрахиазматическое ядро» (СХЯ). Эти нейроны – своего рода «третий глаз», позволяющий телу бессознательно распознавать смену дня и ночи. Они лучше всего реагируют на свет синего конца спектра[39].

Температура на улице была ниже минус 50°C, но я каждый «день» катался на лыжах по трехкилометровому периметру базы. Я катался под лунным светом, когда луна была видна, а если ее не было, то путь мне освещали звезды. Иногда я катался при свете северного сияния. Ловя свет глазами в одно и то же время, я надеялся убедить свой мозг в том, что какое-то подобие дня существует.