Метаморфозы рассердились

Они добрались до дома, в котором теперь наверняка покойников стало ещё больше. Развевая мантии и разбрасывая конфеты, ведьмы зажгли огни, пробрались через завалы лавки, заскользили по коридорам, задевая шторы и невидимые силуэты. Тихонько расселись по кухне. В воздухе загремели ножи, самостоятельно нарезающие выпечку и мясо. Искры летали, собирая позади тени, призрачные псы шуршали лапами, а ведьмы неслышно смеялись. Ынбёль сидела на полу, упираясь в стену. Молча скребла руку. Ведьмы болтали между собой, изредка на неё поглядывая. Проверяли, не умерла ли она от ужаса. Ынбёль не умирала. Крошечное ощущение тревоги раскалывало её грудь, но пропадало за историями и звенящими голосами. В глазах всё ещё плавали густые, огромные зрачки. Моргать совсем не хотелось.

— Я отойду, — Ынбёль неуклюже поднялась с пола, схватив свечу. Она оставила её здесь утром. Даже сутки ещё не прошли.

Ынбёль была где-то не здесь. Она не моргала, шагала по вздутому ковру и неотрывно следила за свечкой, которая ослепительным огнём летела по коридору. Затем поняла, почему не отводила взгляд, — свечка летела исключительно благодаря ему.

Она зашла в комнату, села среди плакатов, корешков билетов и ярмарочных флажков, закрыла глаза и зарыдала от ужаса. Она всё кричала и кричала в подушку.

Они плохие. Они плохие. Они плохие.

«Мы плохие», — это было честно.

Когда её отпустило от потустороннего блаженства, она вспомнила, что наделала. Вспомнила горячую руку Перси. Вспомнила звук, с которым кинжал врезался в живот и заставил сердце разорваться. Её бы вырвало, если бы не прибежавший Эр-Джей. Тот яростно вдавил ей в зубы корень, который дал ему Джеб во время жертвоприношения.

— Не зря оставил половину, — ворчал он; совсем невинный в лиловой майке и пижамных штанах. Лохматый. — Я не тупой. Только попробуй сказать, что тебя не выворачивает. Мне знакома эта тошнота. Радуйся, что ты более-менее нормальная.

В темноте Эр-Джей казался мудрее и добрее. Он умудрился найти воду и немного её нагреть, чтобы зубы Ынбёль не разболелись.

— Я даже не знала… не знала, что кости пахнут… ещё и так отвратительно…

— Иди к Лекси, — попросил Эр-Джей, бросив пустой стакан под кровать. — Она тебе расскажет то же, что и мне. В коридорах тебя никто не тронет. В полнолуние там безопасно.

Ынбёль выбралась из шалаша и вышла наружу. Холод клеился к коже. Под ковром явно что-то было, но оно не кусалось. Кто-то слюнявый и бесплотный аккуратно утыкался в ступни, не давая рухнуть. Дверь в конце коридора тускло светилась и бросалась тишиной. Если бы не сонливость, Ынбёль бы её вышибла.

Она хрипло спросил:

— Ты тут?

Лекси сидела на кровати, задумчиво втыкая спицу в глаз недовязанной лягушки. Если бы мир вошёл в комнату, то всё равно понял бы, что Лекси его любила.

Ынбёль попыталась не свалить зеркало, завешанное одеждой, но уронила торшер-деревце.

Лекси подняла взгляд. Неожиданно старый. «Будь это спектакль, меня бы сейчас сзади кто-нибудь вырубил», — подумала Ынбёль, обжигая ладонь об лампочку-иллюзию в торшере.

— Ой.

Старый взгляд торопливо помолодел. Лекси отпихнула от себя лягушку, спрыгнула с кровати, утонула в ворсе сожжённого ковра. Решилась на что-то. Защебетала:

— Я знаю, что ты хочешь накричать. Что ты в смятении, сбита с толку, ненавидишь Криса и Перси, но всё ещё не можешь решить, как относиться ко мне.

— Немного.

— Эш сказал, что чувствуешь ты много.

Лекси не только внешне был распилена напополам: чёрно-белые волосы, звёздно-лунные щёки, разные сокровища на лодыжках. Она и внутри держала два мира. Один солнечный, активный, готовый переводить рецепты с мёртвых языков и варить зелья. Другой хотел есть. И, разумеется, убивать.

— У тебя так тихо, — Ынбёль покорно наблюдала за тем, как на неё шагало солнце. Приближение смерти никогда не было таким ярким.

— Я тебе кое-что покажу.

Лекси схватила её за плечи, потащила к зеркалу и скинула с рамки слоистую одежду. Пыль расселась по трещинам. Повсюду мерещились глаза, распоротые или заколотые спицами, но всё равно через силу наблюдающие за представлением. Тень иллюзии. Лекси без слов сжала Ынбёль за шею, вздохнула. Со всего размаху вписала её лицом в поверхность зеркала.

Стало холодно и звонко. Сначала показалось, что осколки разрезали щёки вплоть до шатающихся костей, но это была не кровь.

Ынбёль тонула в тёмной реке. Буквально.

Она просто… провалилась.

Ощущение обмана заставило испугаться по-настоящему.

Недовязанная лягушка, счастливо распадаясь надвое, проплыла мимо. Ожог от лампочки почти смылся. Взбодрившаяся Ынбёль билась дрожью, не соображая, как ей выбраться, сотрясалась и искала Лекси. Та сама её нашла.

Рукав, в котором мелькнула солнечная кожа, заскользил перед глазами. Ынбёль схватилась за ткань и, порвав её, вывалилась в комнату.

— Понравилось? — терпеливо спросила Лекси.

Она снова сидела на кровати, болтая босыми ступнями.

— Шутишь?! Зачем ты это сделала?