— Ваш сын Егор умер, сегодня вам позвонили и сообщили об этом. Егора последний раз вы видели давно — больше месяца назад. Завтра похороны, по его завещанию тело сожгут в крематории. В Москве. Вы должны присутствовать на церемонии, после чего привезете прах домой для захоронения. Вы убиты горем, но перенесете эту потерю достойно, — Егор сглотнул, — потому что где-то в глубине души вы будете точно знать, что все это инсценировка. Что придет время, и, выполнив задание, я вернусь живой и здоровый. Поэтому вам надо держаться и не раскисать для того, чтобы однажды, очень скоро, вновь встретить меня здесь, дома. Вы все поняли?
И опять сдвоенное:
— Да.
Егор вышел на кухню, посмотрел, не осталось ли что-то после его присутствия. Посуда помыта, все убрано. Хорошо. Его здесь сегодня не было, он умер. Он обулся, прихватил верхнюю одежду, и перенесся на Кубу, на бесконечный пляж Варадеро, пустынный, как всегда. Ближе к кромке нависавших над пляжем пальм стоил лежак с пляжным матрасом в тени грибка из пальмовых листьев. Так здесь было всегда, когда он этого хотел. Егор сел на лежак и открыл телепортационное окно в комнату с родителями. Они все так же сидели на диване с застывшими взглядами. Да ведь и прошло не больше минуты.
— Вы меня слышите?
— Да.
— Я сосчитаю до трех, и вы очнетесь, помня лишь то, что я вам сказал.
Они его не видели, окно было с односторонней проницаемостью. Но слышали хорошо.
— Раз. Два. Три.
Егор успел увидеть, как внезапно потемнело и осунулось лицо отца, и слезы потекли по щекам матери. Он быстро закрыл окно и до боли сжал кулаки, повторяя про себя: так надо, так надо!
Соколов смотрел на океан. Огромные волны накатывали на пляж, и порывы ветра раскачивали пальмы. Океан точно отражал состояние его души. А ему сейчас хотелось штиля, прозрачной и тихой воды, на которой можно было бы полежать, раскинув руки и жмурясь от солнца. Но искупаться все равно надо, соленая вода всегда успокаивает его. Еще раздеваясь, ему показалось, что шум океана стих, но лишь подняв голову, он увидел, что волн больше нет — штиль. Пальмы привычно расправили свои длинные острые листья, а ветер не обдувал его голый торс. Чему он совсем не удивился, а лишь удовлетворенно кивнул и побежал к воде. Белый песок пляжа приятно струился по ступням, а когда он вступил в воду, сердце замерло от восторга. Нет, никогда океан не станет для него привычным и обыденным зрелищем, но, наверное, всегда будет восхищать, придавая силу и уверенность.
Он лежал на соленой бескрайней воде и вспоминал свой давний разговор с Ольгой. Он тогда спросил ее, почему, когда он появляется здесь, пляж всегда пустой. Она ответила, что ему просто так хочется и поэтому так становится. Потом что-то еще объясняла. А потом была их последняя встреча, после которой она исчезла. И он до сих пор не мог понять, почему. Иногда ему казалось, что Ольга появилась в его жизни по одной единственной причине: он захотел ее появления. И она пришла, но лишь как иллюзия, майя. А на самом деле никакая инкарнации серафима по имени Ольга никогда не существовала. Хотя, нет, не так. Она существовала, но лишь для него, лишь потому, что он этого хотел. Но тогда…, тогда получается, что и исчезла она лишь потому, что он так решил. Но ведь он всегда хотел ровно противоположного!
Ольга говорила, что желание совершенно необязательно должно быть высказанным или даже осознаваемым. Главное, чтобы оно было сильным. И это еще одна загадка: как может быть сильным желание, которого ты даже не осознаешь? А еще она говорила, что между иллюзией и реальностью нет разницы для того, кто внутри иллюзии. К тому же, что есть реальность и какая реальность реальнее — объективная, субъективная, виртуальная, духовная, материальная?
Соколов вздохнул и вдруг осознал, что над ним нет солнца и нет неба. Вместо них сияют яркие звезды во тьме космоса. Их вокруг столько, что было даже светлее, чем самым ярким солнечным днем. Он приподнял голову и оглянулся вокруг. Больше не было океана, а он полулежал, опершись на одну руку, на чем-то невообразимо огромном, теплом и мягком. А рядом сидела его супруга Лакшми и улыбалась ему. И вокруг них цвели лотосы, в каждом из которых покоилась планета. Из его пупка тоже тянулся стебель лотоса с планетой в чаше листьев. Он присмотрелся, и вдруг планета стала увеличиваться в его глазах. Это Земля, понял он, потом его взгляд прошел сквозь атмосферу и пред ним предстал Атлантический океан, стремительно увеличивающийся до тех пор, пока он не увидел крохотную фигурку, лежащую на воде возле острова Куба. Фигурка приближалась, увеличивалось его собственное обнаженное тело и лицо с полуприкрытыми от яркого солнечного света глазами.
Он улыбнулся ему, и тот Егор Соколов в ответ улыбнулся тоже. Тогда он обратил свой взор к Лакшми и мягко сказал:
— Здравствуй, Оля!
— И я приветствую тебя, супруг мой возлюбленный, — сказала она в ответ, улыбаясь такой знакомой и вечной улыбкой, и прилегла рядом, положив свою голову на его грудь.