Метапсихология «π». Пособие по практическому применению бессознательного

Казалось бы, эта точка зрения соответствует нашей теории, однако и это не так. Мы помним, что мы не программируем внешний мир, мы программируем только себя, свое бессознательное. На самом деле, если мы чего-то сильно желаем, то это мы тянемся к объекту нашего желания, а не он к нам. Если сидеть и ничего не делать, а только желать, визуализировать желаемое, молиться о нем, сделать его мантрой своих медитации и проч. и проч., что рекомендуется приверженцами этого учения, то само желаемое все равно не придет, сколько его ни жди и как сильно ни верь.

В этой связи хорошим иллюстрирующим примером будет притча, которую я написал несколько лет назад в рамках своего первого романа «Flamma». Притча эта называется «О праздности и забвении» и я привожу ее здесь в полном объеме.

«Давным-давно и далеко не в наших краях, жили по соседству друг с другом два очень богатых помещика. Были у них семьи, множество слуг, крестьяне и, само собой, обширные земельные владения. Вели помещики праздный образ жизни, не знали невзгод и не ведали никаких забот. Всё было у них под рукой: достаточно не то что пальцем, бровью шевельнуть, как тут же получали они желаемое.

Привычной стала для помещиков такая жизнь, и любые, даже самые незначительные, хлопоты стали им в тягость. Бывало придут к ним слуги с письмом или приглашением от других помещиков, а они нос воротят «неинтересно… далеко…»; ждут крестьяне указаний перед посевами, а дожидаются лишь «без меня управитесь»; обращаются к ним родственники, – на прогулку зовут, совета-помощи просят, – а они снова «ну вас… позже… глупости…”. Так и жили в своих усадьбах оба помещика и не замечали, как вдруг перестали приходить к ним приглашения и письма, сделались незаметными их слуги, куда-то подевались все крестьяне и даже ранее шумные семьи однажды совсем не стали им докучать.

Тихо стало в обеих усадьбах, глухо; и вскоре оба помещика заскучали, да в кой-то веки захотели объехать каждый свои владения. Стали звать слуг – нет ответа. Что делать? Покричали, покричали, да все ж таки пришлось им поднять свои грузные телеса с давно насиженных кресел и самостоятельно отправиться на поиски тех, кому бы можно было что-нибудь приказать.

Долго искали, но в поместьях у них не оказалось ни одной живой души: куда ни глянь – всё пусто. Вышли тогда помещики на улицу, повстречали там друг друга, да и принялись сразу один другому распоряжения всякие отдавать. Однако, ни тот, ни другой, сами ничего как следует не умели и договорились, наконец, вместе себе слугу искать.

Скоро застали они в конюшне лениво дремавшего на копне сена кучера и, не сговариваясь, в один голос гаркнули:

– Ну-ка, разгильдяй, запрягай карету!

И вот экипаж готов, лошади запряжены; отправились помещики в путь. Проезжают мимо полей и прудов, рек и лугов, озер и лесов им принадлежащих, несколько миль уж едут, а ни людей, ни птиц, ни животных, ни скотины домашней всё нигде не наблюдают. Тишина вокруг. Только в их же упряжке еще слышно пыхтение лошадей да щелканье хлыста кучера. Но вдруг и помещичья карета затихла и остановилась. Выглянули помещики в окна экипажа посмотреть «отчего так?», и увидали впереди туман, да такой густой и плотный, будто стена; и странный, словно нет за ним ничего – пустота.

Испугались помещики, и в то же время интересно им стало: «что за диво такое?». Стали кучера спрашивать, куда это он их завез, а кучера-то и нету – пропал. Ну да помещикам до него уж и дела нет: исчез так исчез, пусть его; им туман любопытней. Только вот ближе подойти боязно. И стали они спорить между собой: «кто пойдет смотреть туман такой – необычный?». Долго спорили, а в итоге решили кучера послать, да вдруг вспомнили, что нет его.

Так и сидели в карете: ни туман посмотреть, ни назад вернуться. Уже вечер наступил, а они все сидят. Страшно, голодно, холодно, да поделать-то ничего и не могут. Смотрят недовольно на лошадей в упряжке, а сами ни «тпру», ни «но» – не привыкли они к такому. Но вот, на их счастье, лошади тоже проголодались и к дому повернули.

Возвратившись в свои усадьбы, помещики только о том и думали, что не покинут их больше никогда, но и дома у них не все ладно было: трудно помещикам без слуг обходиться, а самим что-либо сделать – ну не благородное это дело.

Да и туман из головы у обоих никак не идет, он уже из их окон виден и все ближе и ближе к усадьбам подкрадывается.

«Что же за этим туманом-то находится?», – подумал однажды один из помещиков и понял, что не может он того припомнить.

Огляделся он тогда по сторонам, и показалось ему, что чего-то в поместье не достает: дом большой, а он там один; вещей и утвари всяческой много, а пользоваться ею некому. И понял он, наконец, что пуста его жизнь: всё имел да в праздности ничего не замечал, от всех забот отказался и все радости порастерял. Были у него друзья, но не виделся он с ними, и забылись они; были у него слуги, крестьяне, семья, но мало он им внимания уделял и тоже потерял. Он лишил себя всех привязанностей и сам ограничил свой мир непроглядным туманом.