Метастансы (сторона А)

Время ещё не квадрат, тоску на любовь не умножить.

Есть только окружности поп и то на последний peep-stop.

Есть отрицательный вектор двух пар положительных ножек,

И следствие хуже причин…

И жизнь — заполненье листов…

А смысл и разум — враги (нарочно грустить буду нудно!),

Трагедия смеху — родня (пока не захочется выть!).

В окошко судьбычится Марс, в саду керосинит Иуда.

И пусть отречёт Галилей меня от меня.

Так и Вы.

Слетели ко мне мотыльком, нарушив три дня целибата.

Не смог, как Венере вандал ответить Вам: «Только без рук!»

И два электронных письма на сто тридцать два килобайта

Простите, я так и не сжёг. Ну да, пожалел ноутбук.

И снова замазывать руст (вот здесь, я прошу, без ироний!)

И спать меня ложит Прокруст (ошибка, и рифм не должно).

Но я никого не пущу в сопливый свой быт макароний.

И пусть меня высечет Бог. И сильно накажет вино…

***

Мне сердце вкрутили и бросили плыть,

За то, что стоп-кран машинально не дёрнул.

А я снисхожденья просил у иглы

В расплавленном чайником диске Deep Purple.

Кому еще вдруг по зубам облака?

Здесь под человека никто не закосит.

А я б на коленях стоял и лакал

Липучую сперму зарубленных сосен.

Я выл бы Бетховена мутной реке

Больным тенорком молодого лисёнка

И где-нибудь в тихом пустом кабаке

Писал про любовь на линялой клеёнке.

Да я бы… Чего там? Вертеть так вертеть!

Вскопал бы себе уголок Пер-Лашеза,

Чтоб даже чертовски красивая смерть

Влилась неприятным глоточком дюшеса.

Терпеть так терпеть. Петлевать так в миру.

А дохнуть так медленно. Время — резина.

Но я никогда до конца не умру.

Мне смерть не к лицу.

Как Иуде — осина.

Монолог Шекспира

Ума хотелось, что ли? Власти ли?

Какой мне прок, что этот мир безмерен?

Ведь если сердце — просто пластилин —

Я им замажу трещину на вере.

Ведь если сердце — просто дикий воск —

Достаточно на мини-Галатею.

А на дурацкий Гамлета вопрос

Подкину ему новую идею,

Ведь если сердце — масло, то во мне

Искать не надо бога поприличней.

И если Лир бродил в своём уме —

Пусть мир поищет поновей наличник.

Но сердце — плоть. И вновь весь мир — театр,

Как будто вся судьба в режиме моно.

Так, значит, мне опять на все плевать

И шить платки плаксивой Дездемоне.

***

В каждой беде беды ровно на полведра.

Выискать бы себе горя на искорку.

Ты же меня вчера так и не привела

К дому, где я живу, нежно маня ирисками.

Выклянчить бы тебе новенького меня,

Может, слегка того, хоть на полковшика.

Я развалился вдрызг и уже стал линять.

Не ремонтируй. Бред. Нет ничего хорошего.

Выставить бы стекло или хотя бы счёт,

Выставить бы коня — сказки закончились.

Только не жги друзей — слишком им горячо.

Ну а потом врубай нежные колокольчики.

Ну, а потом врубай скорость на пол-езды.

Бреду уже не быть — к дому доехать бы.

Если б не лез в строку — не было бы беды

И не летел бы вниз с дикими смехами.

Ну, а пока гуляй — счастья тебе кило.

Вылечусь — прилечу. Нет — так покедова.

Каждому свой перёд. Не разверни седло

И не пинай коня рваными кедами.

***

Улетел снегур с бабморозихой,

Справил бёздики Отчий сын.

Нет, не нам, браток, пить амброзию

Под хрустящие огурцы.

Эй, гарсон, ещё нам маслин и чек!

Помнишь, Джозефа есть сонет?

Я пойду удобрю суглиночек,

Ты одобришь. Держись, поэт!

Step by step. Топ-топ. Зря ты толстую,

Щипозадую не увлёк.

А народ, смотри, все безмолвствует.

Мёрзни, прыщ-ямщик — путь далёк.

Ну, давай, давай, брызгай яствами,

Подержу чуток. Не грустней.

Нам бы лучше вон ту, сисястую,

И выдру с ней.

Бьются чурочки, как в печурочке,

Всем салям-аллах! Как вам бар?

На, пожуй снежку — поищу очки.

Поналезли, блин, как в амбар!!!

Шапку пяль свою мономахую.

Тяжела? Без неё хужей!

Что ж ты так, родной, амфибрахием

С громким иктом на вираже?

Тело жирное к свету изверги,

Ты взмывай стрелой, альбатрос.

Ты ж не в байках беззубой Изергиль.

Во, писатель был — жаль подрос.

Батя Пётр твой у воротиков

Держит ключики, как кастет.

Мне сегодня не до эротики.

Исчезаю. Бывай, поэт!

Какой сикамбр разума угас!

Седьмой романс

Дмитрию Куликову

Этим утром,

вскрывающим «Ниже!», «Ещё!» и «Пошла ты на…»

Без надрыва и лживо всплывёт: «You’re my dearest teacher».

И пускай моя совесть бессовестно наспех залатана —

Не к столу этот бред. Я сегодня насквозь герметичен.

Я сегодня напьюсь.

Буду бог, если вдруг не исполню. Я

Научился кроить джаз-концерты для скрипки под ругань.

Ты не бойся кричать. Все сойдёт. Наши души на молнии.

И пока не заест — будет корм обнаглевшим подругам.

Я сегодня навзлёт симпатичен.

Проси два по триста. Не

Привыкай дергать с неба статистов —

Лишь выгрустишь скуку.

Не дрожи вперебор. Пусть морячки завоют на пристани.

Отрывай якоря, как срезал фальшь с танцующих кукол.

Этим вечером — вдрызг.

Не держи за рукав. Не рискую без повода.

Кто-то клянчит две ноты и слог. Брось в колпак, бога ради.

Ты знобишь от любви. Можешь пробовать снова и снова. Да

Зазвенишь, как монисто…

Не надо визжать в ресторане!

Я в дугу эмпиричен.

Прорвусь. Слишком много смешного запрета на

Дезинфекцию слов неразбавленной кельтовой хлоркой.

И пустяк, что твоё/моё прошлое преданно предано —

Я не буду струной, перерезавшей пьяного Лорку.

Не рисую себя —

Небольшой перебор на богов у убого-нестоящих.