Метазоа. Зарождение разума в животном мире

Подобная неопределенность, пусть и не такая явная, наблюдается и в других областях. Вы можете взглянуть на инфузорию и, используя тот тип воображения, о котором писал Нагель, наградить ее внутренним миром, а при взгляде на рыбу вообразить, что внутри у рыбы – тьма. Такое ничем не ограниченное фантазирование не поможет нам узнать ничего нового. Воображение – полезный инструмент, и по ходу повествования я с его помощью не раз пытался вжиться в миры самых разных животных. Но цель этой книги – отыскать недостающие концепции, которые зададут нашим фантазиям рамки, повысив тем самым шансы приблизиться к истине.

Выше я писал, что некоторые аспекты того, что мы называем «субъективным опытом», – закономерное следствие эволюции животных, эволюции ощущения и действия, появления точки зрения и так далее. Однако другие философы могут заметить, что ничто из упомянутого ни на шаг не приближает нас к пониманию опыта как такового, потому что не помогает справиться с труднейшей из проблем в этой области. Как объяснить качества, присущие опыту, – красноту красного, «кларнетное» звучание кларнета? Когда вы видите перед собой зелень листвы, это как-то ощущается. Это так называемое «сырое ощущение» совершенно отчетливое, но объяснить его с биологической точки зрения практически невозможно. Общепринятый и печально известный термин для обозначения этих свойств опыта – «квалиа». Как определить место квалиа в мире и какая роль отведена им в эволюционном процессе?

Некоторые критики, в частности философ Дэниел Деннет, пытаются показать, что сама идея квалиа – ошибка и иллюзия{98}. Другим, для кого нет ничего более неоспоримого, чем ощущаемые краски и звуки, такая критика кажется чистым безумием. Я же считаю, что некоторые из проблем, которые ставят перед нами квалиа, реальны; их нельзя просто так сбросить со счетов. Я хочу поставить этот кусочек головоломки на место, снизив тем самым уровень научной радиоактивности квалиа.

Когда человек с нормальным зрением смотрит на помидор и воспринимает его цвет, биологические процессы, которые в этот момент происходят у него внутри, обладают определенными физическими свойствами и отличительными чертами; они «присущи» опыту и наделяют его конкретными ощущениями, испытываемыми человеком, который и есть вся эта биологическая активность. Основная трудность здесь – объяснить, почему эти процессы наделяют человека ощущением красного, а не, скажем, синего. Это действительно проблема – настоящая научная проблема. Однако ряд представлений о роли науки в разрешении загадки квалиа, ряд требований, предъявляемых материалистам, чрезмерны и нерациональны. Научным описаниям не под силу отразить или вместить опыт, который их призывают описать; знать об опыте не то же самое, что испытывать его, даже если знание помогает его вообразить. Кое-кто из критиков материализма, кажется, хочет, чтобы описание опыта человека или другого животного, которое нельзя дать иначе как от третьего лица, волшебным образом превратилось в нечто, чем оно в принципе стать не может, – в повествование от первого лица{99}.

Когда люди задумываются о квалиа, они порой ставят вопрос похожим образом: предполагается, что материалист станет описывать физические процессы от третьего лица, но при этом воссоздаст квалиа. Иными словами, краснота, зелень и звучание цимбал каким-то образом появятся внутри описываемой системы. Но это грубая ошибка. Квалиа – не побочные явления, которые нужно объяснить и которые образуются в процессе работы физической системы. Квалиа – неотъемлемая характеристика того, что значит быть этой самой системой. Опыт – это точка зрения сложной живой системы, а вовсе не нечто, порожденное ее активностью.

Представление о квалиа выходит за разумные пределы и в другом отношении. Примеры, на которых зациклены философы, превращаются в модель для описания всех видов опыта. Если все время думать только о красноте красного, любой опыт будет казаться лишь чередой сменяющих друг друга звуков и красок. Типичным примером опыта становится восприятие чистого цвета. Мы могли бы назвать это «ощущениями Ротко» – в честь американского художника Марка Ротко, одного из основоположников «живописи цветового поля». Название не только запоминающееся, но и хорошо отражающее суть дела. Я думаю, что картины Ротко производят такое своеобразное впечатление из-за того, что процесс их восприятия идет вразрез с обычным актом видения. Наше зрение исследует, «ощупывает» объекты; зрительный образ формируется по контрасту с фоном, и это позволяет человеку делать выводы о расположении предметов в пространстве. Но цветовые поля не существуют ни внутри нас, ни снаружи. Да, мы способны их воспринимать, но обычно зрение работает не так. Я думаю, именно оторванность от телесного опыта и делает творения Ротко такими притягательными и популярными.