Сравните ситуацию, в которой вы ощущаете, что ваша рука случайно коснулась чего-то необычного. Информация поступает в головной мозг, и (если только это не рефлекс или не другой особый случай) сама по себе рука никак не отреагирует, пока мозг ей не прикажет. Как это происходит у осьминога, мы точно не знаем, но представляется, что в тех случаях, когда конечность чего-то касается, информация тоже поступает в центральный мозг, однако щупальце самостоятельно реагирует на прикосновение. Животное как целое знает, что щупальце чего-то коснулось, может увидеть и, скорее всего, ощутить, что происходит, но реакцию определяет сама конечность. Поэтому, когда осьминог фокусируется и берет управление на себя, от него требуется больше, чем от человека в подобных случаях. Осьминогу нужно интегрировать частично независимые процессы, происходящие в разных частях тела, причем в условиях, когда части тела, предоставленные сами себе, стремятся к чему-то вроде независимой агентности. Следовательно, осьминог в обычном своем состоянии может переживать слабое подобие эффекта расщепленного мозга – переключаться от состояния целостности к проблескам автономности всех или отдельных конечностей. Когда осьминог фокусирует внимание, чтобы осуществить координированное действие, эти проблески сознания поглощаются или растворяются. Выше я высказывал опасение, что интегрированность кажется непременным условием существования субъективности и, следовательно, опыта, а осьминогов не назовешь особенно цельными. Мы буквально в реальном времени наблюдаем, как они повышают и понижают уровень своей интегрированности.
Осьминог ставит под вопрос множество деталей гипотезы, которую я пытаюсь сформулировать. Может быть, его организация по формуле «1+8» в один прекрасный день вынудит нас пересмотреть всю идею субъективности целиком, как и ее зависимость от степени интегрированности животного. Даже учитывая огромный объем непроясненных вопросов, само обсуждение проблем, которые ставят перед нами расщепленный мозг, тест Вады и жизнь осьминогов, во многих отношениях меняет наше представление о том, как может психическое существовать в физическом. Во-первых, переключение не такая уж экстравагантная идея. Если разум – это паттерн нейронной активности, он может стремительно зарождаться и прекращаться, трансформироваться, расширяться и сжиматься. Выразить какое-то, так сказать, официальное признание этого постулата несложно, но тест Вады демонстрирует некоторые из его следствий. Идею частичной целостности тоже считали в высшей степени сомнительной, но и она может стать ориентиром в размышлениях об опыте животных. У многих животных сенсорные потоки в известной мере изолированы друг от друга, но состояния, подобные настроению, насыщению или стрессу, могут охватывать все их существо целиком.
Если мы откажемся от, надо признать, чрезвычайно соблазнительной идеи крошечных добавочных «я» осьминога и предположим, что общий центр опыта у этих животных активен постоянно, то и в этом случае строение тела осьминога довольно экзотическим образом будет влиять на его опыт. Осьминоги могут довольно долго тихо лежать, как это делают кошки, и, вероятно, дремать. Иногда же они, напротив, проявляют взрывную активность: носятся на реактивной тяге, кидаются мусором, роют норы. А иногда поведение животного представляет собой нечто среднее, и такие моменты особенно интересны в свете вопросов о воспринимающем «я». Осьминог может разгуливать по ровной местности, и кажется, что действиями его щупалец управляет центральный мозг, но при этом они – явно по собственному почину – отклоняются и совершают массу необязательных действий. Когда осьминог находится в покое, две или три его конечности могут одновременно расползаться в разные стороны. Хотя осьминог многие свои действия направляет, прибегая к помощи зрения, другие органы его чувств также прекрасно развиты. Присоски на щупальцах усыпаны химическими датчиками. Когда осьминог касается щупальцем вашего пальца, он пробует его на вкус; осьминог различает прикосновение руки в латексной перчатке и обнаженной кожи. Кроме того, оказалось, что кожа осьминога чувствительна к свету. Конечно, нельзя сказать, что он видит кожей, – поверхность его тела не способна сформировать и обработать изображение, – но эти животные буквально кожей ощущают не только интенсивность света, но и его изменение, тени и, возможно, даже цвета и оттенки.