Метель

– Господь свидетель. – Перхуша махнул шапкой на иконы.

– Видать, сладко спалось вам. – Мельничиха подула на блюдечко.

Доктор встретился с ее довольными глазами и глянул на других людей в горнице, словно ища у них поддержки. Но Авдотья возилась у печи с таким видом, будто знала все, что было ночью, а муж ее сидел в углу тоже с какой-то двусмысленной улыбкой, как показалось доктору.

«Они что – знают? – подумал доктор. – Ну и черт с ними...»

– Ты б растолкал меня, что ли! – сказал он Перхуше уже помягче, понимая, что с этим человеком предстоит еще ехать в Долгое.

– Не могу я спящих тревожить. Жалко больно. – Перхуша стоял, держа свою шапку на животе обеими руками.

– Конечно, жалко, – прихлебывала чай мельничиха, смеясь глазами.

– Что с самокатом? – перевел разговор доктор.

– Справил. Доедем.

– У вас телефона нет? – спросил доктор мельничиху.

– Есть. Но зимою не работает. – Она обмакнула в блюдце кусочек сахара и положила в рот.

– Ладно, я чай допью и выйду, – сказал доктор Перхуше, словно выгоняя того из горницы.

Перхуша молча вышел.

Доктор стал доедать блины, запивая их чаем.

– Скажите на милость, а вот эта самая чернуха, откуда она взялась? – заговорила мельничиха, перекатывая во рту кусочек сахара и громко прихлебывая чай.

– Из Боливии, – с неприязнью пробормотал доктор.

– Так издалёка? Отчего? Завез кто?

– Завезли.

Она покачала головой:

– Надо же. А как же они зимою из могилы восстают? Земля-то вся, чай, промерзла?

– Вирус преображает человеческое тело, делая мышцы значительно сильнее, – пробормотал доктор, отводя глаза.

– У них, Марковна, когти как у медведей отрастают! – вдруг громко заговорил работник. – Я по радиу видал: лезут хоть скрозь землю, хоть скрозь пол, как кроты. Лезут и рвут людей!

Авдотья перекрестилась.

Мельничиха поставила блюдечко на стол, вздохнула и тоже перекрестилась. Лицо ее стало серьезным и сразу потяжелело и потеряло привлекательность.

– Вы уж, доктор, поосторожней там, – сказала она.

Платон Ильич кивнул. Нос его покраснел от выпитого чая. Он достал носовой платок, отер губы.

– Шибко злобны они, – качал головой работник.

– Господь милостив, – качнула грудью мельничиха.

– Мне пора, – произнес доктор, сжимая кулаки и приподнимаясь. – Благодарю вас за приют.

Он слегка наклонил свою голову.

– Всегда пожалуйте. – Мельничиха встала и поклонилась ему.

Доктор подошел к вешалке, Авдотья не очень ловко стала помогать ему одеваться. Мельничиха подошла и стояла рядом, скрестив руки на груди.

– Прощайте, – кивнул ей доктор, надевая свой малахай.

– До свидания, – склонила она голову.

Он вышел на двор. Там уже стоял самокат, Перхуша сидел, держа вожжи. В открытом хлеву ктото возился, ворота были распахнуты.

Доктор глянул на небо: пасмурно, ветрено, но снега нет.

– Слава Богу... – Доктор достал портсигар, закурил и стал усаживаться.

Перхуша подождал, пока он запахнется полостью и пристегнет ее, чмокнул губами, дернул вожжи. В закрытом капоре послышался уже хорошо знакомый доктору цокот маленьких копыт, фырканье. Самокат тронулся с места, Перхуша взялся за правило.

– Дорогу-то знаешь? – спросил доктор, с наслаждением втягивая бодрящий папиросный дым.

– А тут она одна.

Самокат выполз со двора, визжа полозьями.

– Сколько нам осталось? – стал вспоминать доктор.

– Верст девять. Новай лес проедем, а там Старый Посад, а там и поле. По нему и рябенок доедет.

– Легкий путь вам! – послышался знакомый женский голос.

На крыльце стояла мельничиха.

Доктор молча кивнул своим малахаем, что вышло как-то нелепо, а Перхуша заулыбался, замахал рукавицей:

– Прощевай, Марковна!

Мельничиха исподлобья смотрела им вслед.

«Интересная она все-таки... – думал доктор. – Как все быстро произошло... Но я ведь хотел этого? Да, хотел. И ни о чем не жалею...»

– Хорошая жена у мельника, – улыбался Перхуша.

Доктор кивнул.

– Повезло, – рассуждал Перхуша, привычно сдвигая шапку со лба. – Кому повезет, как говорят, у того и петух снесет. Вот, барин, как бывает: один человек добрай, да сердешнай, а с бабой не повезло. А другой пьяница да ругатель, а жена у него золотая.

– А как же он, пьяница, мельницу нажил?

– А тоже повезло.

– Что, с неба свалилась ему мельница?

– С неба не с неба, а его папаша, тоже малютка, на откупах сколотил себе. Да и выкупил енту мельницу. А сына и посадил на нее. Вот и все дела.

Доктору на это возразить было нечем, да и вести разговоры с Перхушей с утра что-то не хотелось.

– Все дела Марковна ведет, а он токмо на всех покрикивает.

– Ну и черт с ним... – закончил разговор доктор.

Проехали ракиты, скирду, покатили по берегу реки, там, где вечером шли за поломанным самокатом. Ехалось хорошо и легко, неутоптанный свежий снег слабо шуршал под полозьями. Вскоре показался тот самый мост. Перхуша взял левее, сворачивая на дорогу. Она была хоть и занесена, но вполне различима.

– Ишь, никто после нас и не проехал! – кивнул Перхуша на дорогу. – Попрятались от метели!

– Может, проехали, да занесло.

– Не похоже.

Самокат резво покатил по дороге. Вокруг пошли кусты, кусты, кусты. Ветер дул в спину, помогая самокату.