Метель

«Зильберштейн поди проклинает меня. А что делать? Здесь даже телефона нет. Зимой не работает! Бред! Девять, нет, уже восемь верст. Рядом почти... Сразу и привью, ничего страшного, что задержка...»

Впереди показалась березовая роща.

– А ну, ходчей! – зачмокал Перхуша и присвистнул. – Ход-чей! Ход-чей!

Лошадки послушно прибавили.

В рощу въехали на полном ходу. Березовые стволы окружили дорогу.

– Хороша роща, – пробормотал доктор.

– А? – повернулся к нему Перхуша.

– Роща хороша, говорю.

– Хороша. Токмо руби.

Доктор усмехнулся:

– Зачем рубить-то? И так красиво.

– Красиво, – согласился Перхуша. – А долго не устоит. Все одно срубят.

Пошел снег. Сперва редкий, а как проехали рощу – повалил густой, крупный.

– Ну вот и дождались! – засмеялся Перхуша.

Дорога шла через поле, но вешек никаких не было. И следов от полозьев на дороге – тоже. Поле лежало впереди, терялось в снежном буране, только торчали из-под снега переросшие травы да редкие кусты.

Проехали полверсты и сбились, самокат пошел по глубокому снегу.

– Пр-р-р! – Перхуша натянул вожжи.

Лошади встали.

– Пойду дорогу гляну... – Перхуша слез, взял кнут и пошел назад.

Доктор остался один сидеть в самокате. Снег валил хлопьями, словно и не было до этого никакого затишья. Лошади в капоре пофыркивали, цокая копытцами.

Прошло минут десять, и Перхуша вернулся:

– Нашел!

Он развернул самокат, правя его по своим следам, а сам пошел рядом, размашисто шагая по глубокому снегу.

Выползли на дорогу. Но доктор никогда бы не сказал, что это дорога, только Перхуша мог различить ее в снежном поле.

– Барин, шибко не поедем, а то в однораз собьемся! – крикнул Перхуша, вытирая от снега лицо.

– Как надо, так и езжай, – ответил доктор. – А что полоз?

– Пока держится. Я ж приколотил гвоздями.

Доктор одобрительно кивнул.

Медленно поехали по дороге. Перхуша правил, вглядываясь вперед. Снег валил и ветер усилился, задул в лицо, заставил и ездока и возницу заслоняться от него.

Доктор сидел с поднятым воротником, закрывшись полостью по самые глаза. Но снег лез и в самые глаза, под пенсне, норовил забиться в нос.

«Проклятье... – думал доктор. – Вешки не ставят на дорогах... Подсудное дело, если разобраться... Никому не нужно... ни дорожной управе, ни лесникам, ни объездчикам... Чего проще – нарубить телегу вешек по осени, вбить через полверсты хотя бы, лучше и почаще, конечно, чтобы зимой люди ездили спокойно... Блядство это... форменное блядство...»

А спереди наползало и наползало бесконечное, бескрайнее поле, словно ничего другого и не осталось на земле, кроме него, кроме этих убогих кустов и охвостьев бурьяна.

– До Старого Посада доползем, а там легче пойдет! – крикнул Перхуша.

«Как же он примечает эту дорогу? – удивлялся доктор, прячась от метели. – Чутье, наверно, профессиональное...»

Но вскоре снова сбились.

– Ах, засади тя... – спешился Перхуша.

И снова пошел назад, тыча в снег своим кнутиком. Доктор сидел, как снеговик, заносимый метелью и лишь стряхивающий снег с пенсне и носа.

Перхуша отсутствовал долго, доктор уже трижды подумал, а не пальнуть ли в воздух из револьвера, лежащего в одном из его саквояжей.

Перхуша вернулся совершенно измученный, полушубок на его груди был распахнут, лицо раскраснелось.

– Ну как, нашел? – спросил доктор, шевелясь и стряхивая с себя куски снега.

– Нашел, – тяжело дышал Перхуша. – Да сам чуть не заплутал: не видать ничего...

Он зачерпнул с самоката снегу, схватил губами, зажевал.

– И как же мы поедем?

– Потихоньку, барин. Бог даст, до Посада доберемся. А там путь широкай, наезженнай.

Перхуша чмокнул губами. Лошади нехотя заскребли копытами по протягу. Самокат не трогался.

– Ну, чего вы? У мельника зоб наели? – корил их Перхуша.

Самокат еле дернулся.

Доктор слез, в сердцах стукнул кулаком по капору:

– Пошли!

Лошади фыркнули, чалый заржал своим пронзительным голоском. И заржали другие.

– Не надобно пужать, – недовольно сказал Перхуша. – Они у меня не пужанны, слава Богу.

Он поддернул вожжи, зачмокал:

– Ну, ну, ну...

Самокат с трудом тронулся, Перхуша, держась за правило, уперся другой рукой в капор, налег. Доктор уперся в спинку.

Самокат поехал. Перхуша вырулил его, но вскоре остановил, отер лицо:

– Ничо не видать... Барин, вы б пошли впереди по следам моим, а то править неясно.

Доктор пошел вперед по оставленным Перхушей следам. Снег быстро заметал их, ветер дул доктору в лицо. Следы тянулись прямо, потом стали забирать правей и пошли, как показалось доктору, по кругу.

– Козьма! След назад идет! – крикнул доктор, заслоняясь от ветра.

– Это я плутал тутова! – закричал Перхуша. – Бери левей, ступай прямо!

Доктор взял левей и вдруг провалился по пояс в снег. Он заворочался, чертыхаясь и охая, в яме, полной снега. Самокат чуть не наехал на него. Перхуша остановил лошадей, помог доктору выбраться.

– Угораздило... Проклятье... – бормотал доктор.

Ветер, словно издеваясь над ними, задул сильнее, швыряясь снегом.

– Надо же... – Доктор встал, опираясь на Перхушу.

– В буерак черт столкнул! – крикнул ему в ухо Перхуша. – Ходи скорей, пока следы не замело! Они там, спереди!