Пока валежник прогорал, доктор и возница успели согреться. К доктору вернулась та бодрость, которую он обрел у витаминдеров, он был готов ехать и дальше, бороться с метелью. Перхуша же, посидев у огня, наоборот, стал задремывать и совсем никуда не торопился.
– Где дорога? – спросил его доктор, вставая.
– А вон там... – полуприкрыв глаза и опустив голову, пробормотал Перхуша.
– Где? – не расслышал доктор.
Перхуша показал правее от носа самоката.
– Поехали! – решительно приказал доктор.
Перхуша нехотя приподнялся. Ветер разбросал последние горящие прутья. Доктор стряхнул набившийся снег с сиденья, хотел было сесть, но, увидев, что Перхуша упирается в спинку сиденья, чтобы сдвинуть самокат с места, стал помогать ему.
– Но, но, н-н-о! – слабо выкрикивал Перхуша, упираясь.
Лошади взяли еле-еле. Самокат тронулся и пополз так медленно, словно лошадей в капоре и не было вовсе, а только два человека сзади пихают его в изрубленную топором спинку.
– А ну! А ну! А ну! – прикрикивал Перхуша.
Самокат полз все так же медленно. Перхуша бросил толкать, смахнул снег с капора, открыл его.
– Вы чего? – спросил он с обидой в голосе.
Лошадки, завидев своего хозяина, вразнобой загреготали. По их голосам было ясно, что они подустали и подзамерзли.
– Аль я вас не кормил? – Перхуша, скинув рукавицу, прошелся ладонью по спинам лошадей. – Аль не холил вас? Вы чего это? А ну! А ну! А н-ну!
Он стал подталкивать лошадей рукой. Лошади вскидывали головы, скалились, грегоча, косились на хозяина.
– На вас надёжа вся, захребетныя, – гладил их Перхуша. – Тут осталось-то раком доползти всего ничего, а вы сачкуете. А ну, а ну, ан-ну!
Он похлопывал лошадей по спинам.
Доктор принялся делать гимнастику, махая руками. Перхуша наклонился, сильно всунулся в капор, совсем нависнув над спинами лошадей, чуть не касаясь их лицом:
– А ну, а ну, а н-ну!
Лошади вскинули морды, насколько позволяли хомутики, стали ржать и хватать губами это лицо.
– Поговори, по-го-во-ри! – осклабился Перхуша.
Дружное ржание наполнило капор. Лошадиные мордочки тянулись к хозяину, заиндевелые носы лошадей тыкались в щеки и нос человека, тормошили клочковатую редкую бородку. Перхуша привычно резко дул на них, словно отгоняя. Но это лишь сильней раззадоривало лошадок. Чалый, вскинувшись сильнее других, чуть не сворачивая хомут, дотянулся, осклабился и схватил зубами хозяина за носовую перегородку.
– Ах, ты, – щелкнул его по спине Перхуша.
Лошади греготали.
– Ну вот, ну вот, – одобрительно зашлепал их руками Перхуша. – Не по-мертвому! И без всякого!
Подмигнув лошадкам, он закрыл капор, выпрямился и с силой хлопнул в рукавицы, подбадривая себя:
– Пошла! Пошла!
Доктор, часто дыша от гимнастики, схватился за спинку:
– Пошла!
Перхуша забежал с другого бока, схватился за исковерканное топором дерево:
– Пошла-а-а!
Самокат тронулся, пополз наперекор метели.
– Пош-ла! – рычал доктор.
– Пошл-а-а-а! – сипел Перхуша.
Самокат полз по снегу, как катер по воде, Перхуша правил даже не по еле различимым следам своим, а просто по своей непреклонной уверенности, что дорога – там, впереди, и промаха не будет.
Они выехали на дорогу.
– Садитеся, дохтур! – крикнул Перхуша.
Доктор влез на ходу, плюхнулся на сиденье. Перхуша еще некоторое время подталкивал самокат, потом вскочил и сам, уселся, держась за правило.
Самокат ехал по занесенной дороге.
Вдруг что-то произошло на беспросветном темном небе, и путешественники различили впереди поле, кусты, черную полосу леса справа, а слева два больших, одиноко стоящих в поле дерева. На все это падал различимый снег.
Доктор и Перхуша подняли головы: ущербленная, но яркая луна показалась в облачном просвете. И стало видно, что небо налилось темно-синим, разрывая серые громады облаков.
– Слава Тебе, Господи! – пробормотал Перхуша.
И словно по чудесному мановению невидимой руки летящий снег стал прореживаться, ослабевать и вскоре иссяк вовсе. Только ветер порывистый стелился поземкой по полю и по дороге, качал придорожные кусты.
– Улеглася, барин! – засмеялся Перхуша и толкнул доктора локтем в бок.
– Улеглась! – радостно качнул малахаем доктор.
Тучи еще наползали на луну, но уже чувствовалось их бессилие. Их быстро сносило с неба. И вскоре снесло вовсе. Засверкали звезды, луна осветила все вокруг.
Метель перестала.
Занесенная дорога стала хорошо видна, лошади тянули, самокат полз, шурша полозьями по свежевыпавшему снегу.
– Вот и нам повезло, барин! – улыбался Перхуша, поправляя шапку. – Кому повезет – у того и петух снесет.
Доктор хотел было на радостях закурить, но передумал: ему сделалось хорошо и без папиросы.
Вокруг стало удивительно прекрасно.
Чистое ночное небо раскинулось над огромным снежным полем. Луна единовластно сияла на небе, мерцала в мириадах совсем недавно упавших снежинок, серебрила заиндевевшую рогожу на капоре, Перхушину рукавицу, сжимавшую правило, малахай, пенсне и пихор доктора. Высокие звезды высокомерно посверкивали алмазной россыпью. Морозный, несильный ветер налетал справа, принося запах глухой ночи, свежего снега и далекого человеческого жилья.