Метель

– Знаешь, братец, я ведь тоже был прилично пьян, – недовольно поморщился Давыдов. – Здесь – помню, тут – совсем не помню…. Ещё ты доказывал – с пеной у рта – что победить французскую армаду можно, только организовав партизанские отряды. Ну, на манер испанских – летучих и мобильных…. А ещё ты утверждал, что, мол, именно я – Давыдов Денис Васильевич – должен возглавить русское партизанское движение. Мол, у меня для этого имеются все, э-э-э…. А, вспомнил, веские предпосылки!

– Да, это я чего-то…

– Не бери, Бурмин, лишнего в голову! Подумаешь, высказал свои пьяные фантазии вслух. Бывает. Забудь.

Пётр ещё раз приложился к кувшину с гороховцом и, смущённо отводя глаза в сторону, спросил:

– А ничего, Денис, что я тебя впутал в это дело? То бишь, в сватовство? У тебя же, наверняка, и других важных дел хватает?

– Ерунда ерундовая! – небрежно отмахнулся Давыдов. – Мне надо прибыть в Москву, на запланированную беседу с Илларионом Васильевичем,[17] только через полтора месяца. Так что, успею ещё и поохотиться вволю на волков-медведей, и тебя, дурилку мечтательную, оженить…. Вот, что ещё, братец! Тут наметилось одно серьёзное мероприятие. Поможешь?

– Всё, что угодно! Можешь смело рассчитывать на меня. Не подведу!

– Я по поводу нашей вчерашней находки. Ну, которая зелёненькая такая, железная, с чёрными колёсами…. Помнишь?

– Ну, да, конечно, – неуверенно промямлил Петька. – Странная такая вещица, незнакомая, насквозь непонятная, с чертовщинкой…

– Так вот. Я на холм – с вещицей занятной – отправил три подводы с мужиками. Тоже, понятное дело, взял взаймы у станционного смотрителя. Его, кстати, зовут Иваном Павловичем…. Скользкий такой тип, неприятный, себе на уме. Ежели что, то ты с ним особо не церемонься. В том смысле, что сразу бей в сытую чавку…. Итак, мужики доставят сюда, на жабинский постоялый двор, нашу общую загадочную находку. Вот, ты и присмотри, чтобы они всё аккуратно сгрузили в сарай, специально отведённый для этой цели, и ничего ценного – между делом – не растащили по домам. Знаю я русское народонаселение: всё украдут и стырят, что плохо лежит.

– А как же они эдакую громоздкую махину приволокут на постоялый двор? Она же, наверное, очень тяжёлая, прямо-таки неподъёмная…

– По частям, – ёмко пояснил Денис. – В подводах имеются стальные ломы, кузнечные молоты и клещи. Русский человек, он – при наличии подходящего инструмента и устойчивого желания – что угодно может раскурочить и разобрать на составные части. А с мужиками за старшего поехал мой кучер Антипка. Он, будучи человеком надёжным, многократно проверенным и, даже, обученный мною грамоте, народу забаловать не даст. Ещё и денег всем обещано малость – за качественно сделанную работу…. Так что, Пьер, не сомневайся. Привезут! Никуда не денутся…. Ты, только, присмотри хорошенько за разгрузкой и складированием. А потом, когда сарайку запрут, все ключи себе забери…. Сделаешь? Лады?

– Лады. Присмотрю. Ключи заберу.

Давыдов невежливо подёргал дремлющего кота за ухо:

– Аркадий, морда сытая и ленивая! Пойдём-ка на улицу, на утренний зимний моцион. Подышишь свежим воздухом, побегаешь немного по свежему снежку, чтобы не зажиреть окончательно, – обернулся к Петру: – Всё, друг Бурмин, я поехал! Лошадки застоялись…. Ну, до скорой встречи!

Петька, особо не торопясь, оделся, обулся. Сходил, набросив на плечи ментик, в уличный досчатый туалет, справил нужду, выбросил в выгребную яму неработающий карманный фонарик и оптические линзы – за полной ненадобностью, а модные (по понятиям двадцать первого века) итальянские трусы – как ненужную и однозначно-вредную улику. После чего вернулся в светёлку, помылся (в дальнем углу обнаружился медный умывальник, наполненный водой комнатной температуры), старательно пригладил ладонями непослушные пегие вихры, без аппетита перекусил остатками вчерашней трапезы, допил гороховец и крепко задумался: – «А что, собственно, делать дальше? Мужики, скорее всего, будут разбирать, вернее, долбать – ломами и кувалдами – японский внедорожник долго и упорно, до самого вечера…».

Не придумав ничего интересного и дельного, он прицепил к поясу портупею с саблей, надел свой короткий тулупчик, тщательно застегнул все пуговицы и, хлопнув дверью, отправился на улицу.

«Правильно, полностью одобряю!», – ехидно прокомментировал вредный внутренний голос. – «Утренний зимний моцион, он очень полезен не только толстым и прожорливым котам, но и избыточно жирным сорокалетним экономистам. Да и пухлым гусарским подполковникам – также…. Можно ещё и утренней гимнастикой заняться. Например, толстые берёзовые поленья для банных нужд – под удивлёнными взглядами дворовых холопов – поколоть от души…».

Утро выдалось тихим, хмурым и – по зимним понятиям – тёплым, температура окружающего воздуха вплотную приблизилась к нулевой отметке, с отдельных крыш даже звонко закапала ленивая капель. Над постоялым двором неторопливо и задумчиво кружила огромная воронья стая, а со стороны конюшни долетало равнодушное конское ржанье и отголоски затяжной ямщицкой ссоры.